«да»

«я тебе должна сотню?»

Меня вдруг охватило отвращение. К Жен, к себе, к этому идиотскому спору. Дженсен стоял у меня перед глазами - каким я его запомнил, прежде чем провалиться в сон: тяжело прильнувший к моему плечу, глаза блуждают под веками, ресницы дрожат... И голос, умоляющий проклятого Джея не оставлять его.

«нет. Оставь себе. Купишь новую побрякушку»

«Джей, что случилось?»

«ничего не случилось»

«так я и поверила»

«дело твоё»

«жен, я просто не спал почти. Устал. Давай потом»

«падалеки, ты заебал своими вечными «потом», которые не случаются «никогда»

Зелёный огонёк сменился на красный. Я равнодушно закрыл окно чата и принялся за работу, стараясь отвлечься. Мимо проходили коллеги, здоровались, отпускали какие-то шутки на тему моего пятничного дебюта, я на автомате отвечал, улыбался, отшучивался, а сам ужасно хотел, чтобы все эти люди разом исчезли, оставив меня в покое.

В одиннадцать я осторожно поинтересовался у секретарши на ресепшене, не звонил ли мистер Эклз. Получив отрицательный ответ, я подошёл к Саре. Она тоже не знала, где Дженсен, но выглядела спокойной - очевидно, встреча планировалась во второй половине дня, а у Дженсена была привычка исчезать, не предупредив.

Ближе к двенадцати я встал и отправился за кофе. Кулер располагался в чертовски неудобном месте, в узком закутке сразу за лифтами, и завернув за угол, я уткнулся взглядом в широкую спину, обтянутую пижонским светлым пальто. Кинни резко обернулся, и у меня возникло ощущение, что он сейчас выплеснет на меня кофе. Орехового цвета глаза сузились, губы дёрнулись в гримасе злобы, но мне сейчас был важнее конструктивный диалог, чем бессмысленный скандал, и я всё ещё лелеял надежду, что буду услышан.

- Поговорим? – первым предложил я.

Он, не сказав ни слова, развернулся и указал взглядом на дверь, ведущую на чёрную лестницу. Ей пользовались редко, но я знал, что она открыта. Мы спустились на пролёт, Кинни порылся в кармане, достал сигареты, прикурил, и я увидел, что у него слегка дрожат руки.

- Я звонил ему всё утро, он не брал трубку, - проговорил он хрипло.

- Я знаю, - сказал я, прислонившись к противоположной стене. - Я тоже ему звонил. Я был с ним этой ночью, Кинни. - Увидев, как меняется лицо Брайана, я спокойно добавил, глядя в его глаза:

- И теперь мне хотелось бы кое-что прояснить.

_____________

*Песня Дэвида Боуи - Space Oddity

Глава 35

В первую секунду я думал, что Кинни меня ударит – он подался вперёд, сжимая кулаки, весь лоск моментально слетел с него, как ветхое тряпьё, и я увидел, что скрывается под этим напускным высокомерием: смесь ярости, неверия и… страха.

Я не пошевельнулся. Спокойно смотрел, как он медленно отступает к стене, прислоняется к ней спиной и внезапно горько усмехается.

- Что ты хочешь знать, Падалеки?

- Всё, - сказал я. – Теперь – всё.

Он закрыл глаза и провёл языком по губам, поджимая их: фирменная «фишка» Кинни, которой он, по слухам, поймал немало крупных рыбок. Я ждал. Я теперь готов был ждать вечно. И наслаждаться чувством вины, внезапно появившимся в этих ореховых глазах, обрамлённых густыми ресницами, в каждой чёрточке этого надменного красивого лица, которое словно поплыло, искажённое болью.

- Ну же, - сказал я. – Давай, Кинни. Подумай, с чего бы ты хотел начать. Может быть, с ответа на мой вопрос, на хера ты принял меня, если видел, на кого я похож? Думал, пронесёт? Или, блядь, где-то в глубине души, - я скрипнул зубами, - ты хотел посмотреть, что будет?

Брайан отшатнулся – он явно не ожидал, что я знаю о Коуле, и внезапно как-то обмяк, привалившись к стене. Нервно хлопнул себя по карманам.

- Я ошибся, - наконец сказал он, и за эти два простых слова мне захотелось его убить. Причём немедленно. Но я сдержался, сжав кулаки в карманах и до боли впившись ногтями в ладони.

- Я подумал, что он излечился, - бесцветным тоном продолжал Кинни, глядя в запылённое окно. - Никакой реакции на тебя, полное безразличие, помнишь? Я, блядь, думал, что Эклз настолько глубоко похоронил Коула в душе, что всё кончено. Что ты для него - никто. Ты и был никем, пока не начал... - Он резко отвернулся к окну. - И тогда я понял, что три года без срывов, без колёс, без психиатров этих сраных - ничего не значат! Он по-прежнему тебя хочет, Падалеки... точнее не тебя - его.

Мне не хватало воздуха. Но я дышал. Я продолжал дышать вопреки всему.

- Ты знал Коула?

Он глянул на меня исподлобья.

- Может быть, если уж ты вознамерился распять меня на кресте, начнём с ног? Я переехал в Даллас, когда мне исполнилось шестнадцать. Закончил там последний класс, в другой школе… Моя мать познакомилась с Донной Эклз, когда та припёрлась к нам домой со своими брошюрками о спасении. – Он усмехнулся. – И вот результат: Кинни и Эклзы быстро сдружились семьями. Меня познакомили с Дженсеном. Тихий забитый парень, сопливый одиннадцатилетка… Хрен знает, почему мы вообще стали общаться.

- Может быть, потому что ты раньше был не таким засранцем?

Он бросил на меня мрачный взгляд.

- Зришь в корень, Падалеки. Мне стало его жалко… У других в его возрасте были велики, скейты, хуй знает, что ещё… а Эклз вечно сидел дома. Или в церкви с матерью. Или в её обществе «Унюхавших кокс» или как, блядь, там…

Ироничная ухмылка юного Брайана Кинни, отчего-то пожалевшего юного Эклза, робкая ответная улыбка Дженсена, мальчика с огромными синяками под запавшими зелёными глазами, россыпь веснушек, рыжеватый чубчик… «Ты чего всё время дома сидишь, пацан? Хочешь, покатаемся на тачке? У меня отец в боулинг на всю ночь, машина наша…»