Нельзя не признать, что этот сукин сын выглядел просто сногсшибательно. От небрежно, но продуманно встрёпанных волос до начищенных до блеска “Гуччи”. От него, в отличие от Дженсена, исходило совершенно неприкрытое, какое-то животное обаяние, действующее на уровне инстинктов, и даже я, одержимый Эклзом, почувствовал, как меня невольно повело в его сторону.

Он смотрел на меня нечитаемым взглядом, и я кашлянул.

- Чем могу помочь, мистер Кинни?

- Брайан.

- Вы что-то хотели, Брайан?

- Тебя, - сообщил он и поднял бровь, когда я поперхнулся. - Пошли поговорим.

Он развернулся и направился в сторону своего кабинета. Из-за перегородки высунулся Маннс и вопросительно шевельнул бровями, указывая взглядом на Кинни. Я пожал плечами, на всякий случай прихватил блокнот и ручку и последовал за генеральным директором в его логово. Надо сказать, что предчувствия меня охватили не очень хорошие, но до последнего я утешал себя тем, что за четыре дня работы просто не успел напортачить так, чтобы поиметь выговор от главного человека в агентстве. Тем более что я удостоился похвалы от Дженсена, и даже Гэмбл, в случае чего, не сможет это отрицать, как и Лорен. Я вообще думал, что Кинни к креативному процессу не имеет никакого отношения и занимается исключительно общей стратегией и финансами компании, и меня удивило такое внимание к моей творческой персоне. А потом я вспомнил наш кутёж с Джастином и напрягся. Неужели Кинни так возбудился из-за той невинной маленькой пьянки? Или Тейлор наплёл ему чёрт знает что?

Мы миновали Жен, вытаращившую глаза в изумлении, и вошли в кабинет Кинни, обставленный чуть шикарнее и претенциознее, чем обиталище Эклза. Здесь тоже стоял мягкий чёрный кожаный диван (я сразу представил, как Кинни устраивает на нём профессиональное тестирование своему блондинистому любовнику), массивный стол, стеклянный журнальный столик с пепельницей в виде причудливо изогнутого бронзового листа. Брайан уселся, извлёк из кармана пиджака пачку сигарет и закурил, закинув ногу на ногу. Шикарный, уверенный в своей неотразимости самец.

Я стоял перед ним как шпион на допросе. А Кинни буравил меня взглядом, от которого я начал медленно превращаться в ледышку.

- Сядь. А то ещё в обморок кувыркнёшься, - наконец бросил он, затянувшись. - Куришь?

Я отрицательно покачал головой и опустился на самый край дивана.

- Похвально. В общем, ты догадываешься, юный гений, зачем я тебя позвал, верно? О чём я хочу поговорить с тобой?

- Нет, - честно признался я.

Кинни медленно и тщательно затушил сигарету в пепельнице, отчего-то покачал головой, словно удивляясь моей тупости, и поднял на меня пронзительный взгляд.

- Об Эклзе, - сказал он холодно, и я замер, понимая, что самые худшие подозрения, о которых я боялся даже думать, оправдались на все сто.

Глава 19

Я смотрел на Брайана и почему-то представлял себе его вместе с Дженсеном. Не просто рядом, по-дружески, а с мучительной отчётливостью – в объятиях друг друга, в постели, в кабинете на этом чёртовом диване… Я знал, что такого никогда не было, и тем не менее проклятое воображение работало без моего участия, подсовывая мне всё новые и новые порнографические картинки, от которых разум мутился, а в глубине души поднималась самая настоящая звериная ярость. Я собрал волю в кулак и заставил себя вежливо улыбнуться, надеясь, что Кинни ничего не заподозрит.

- Ну что ж… не будем тянуть время, - небрежно произнёс он, откидываясь на спинку дивана и окидывая меня насмешливым взглядом. – Не то, чтобы я действительно считал, что ты опасен для общества, но на всякий случай предупреждаю: или ты прекращаешь свои поползновения в сторону Эклза, или в ближайшее время всё будет устроено так, что ты, к сожалению, покидаешь стены нашего дружелюбного агентства. – Он специально выделил голосом слово «дружелюбного», словно в насмешку. – Поверь, Падалеки, мне бы очень не хотелось этого делать, но твоё поведение, которым ты блеснул за последние пару дней, может привести к неприятным последствиям. Усёк?

Ревнует?! Блядь, Брайан Кинни что – ревнует Эклза ко мне?! Чёрт, только этого не хватало… Я испытал странное облегчение, но в то же время насторожился: что-то было в интонациях Брайана, что заставляло подумать, что не всё так просто. И, возможно, дело совсем не в ревности. Но в чём тогда? У них одна тайна на двоих? Или Кинни просто в курсе и пытается уберечь Дженсена? Блядь, я с ума сойду, невозможно же так…

- Почему? – в лоб спросил я, разворачиваясь к Брайану лицом и глядя ему в глаза. Кинни выдержал мой взгляд, потянулся за сигаретой, элегантно прикурил, выдохнул в потолок тонкую струйку сизого дыма и усмехнулся, качнув головой.

- Тебе какая разница, Падалеки? Меньше знаешь, крепче спишь. Просто поверь мне на слово и оставь Эклза в покое. Прекращай эти свои глазки щенячьи строить и разыгрывать неземную любовь. – Видя, как я на него смотрю, он ухмыльнулся: - А ты думал, никто не замечает? Падалеки, у тебя на лице всё расписано – как бы ты хотел, когда, где и, самое главное, с кем. Короче, - его голос внезапно стал жёстким, глаза нехорошо блеснули. – Завязывай с ухаживаниями, детка. Почему – тебя не касается, но я тебе одно скажу, и, надеюсь, это тебя заставит крепко задуматься. Если ты будешь продолжать в том же духе, тебя здесь не будет. Но и Эклза тоже. А если учесть, что это агентство – фактически его жизнь, то оцени последствия прямо сейчас.

Он готов уволить своего близкого друга вместе со мной?! Блядь, да что же это творится?!

Кинни словно прочёл мои мысли.

- Расслабься, Падалеки, я не такой сукин сын, как обо мне говорят. Эклза здесь не будет по другой причине. И эту потерю, - он внезапно подался ко мне, выдохнув дым мне в лицо и сверля меня тяжёлым взглядом, - я тебе не прощу.

Он резко встал, давая понять, что разговор окончен. Я был настолько ошарашен, что смог подняться далеко не сразу. Просто сидел на диване, чувствуя, как внутри что-то медленно рвётся, и думал, что ещё никогда в жизни не испытывал подобного. Во мне клокотала дикая смесь стыда, боли, злости, желания узнать правду и ярость от пережитого унижения. Это было немыслимо. У меня было ощущение, что передо мной только что захлопнули дверь, отрезая единственный свет, который у меня был, и я, словно растерянный испуганный ребёнок, мечусь в кромешной тьме. И мне страшно.