Саул Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей! Вот арфа золотая: Пускай персты твои, промчавшися по ней, Пробудят в струнах звуки рая. И если не навек надежды рок унес – Они в груди моей проснутся, И если есть в очах застывших капля слез – Они растают и прольются. Пусть будет песнь твоя дика. Как мой венец, Мне тягостны веселья звуки; Я говорю тебе: я слез хочу, певец, Иль разорвется грудь от муки. Страданьями была упитана она, Томилась долго и безмолвно; И грозный час настал – теперь она полна, Как кубок смерти, яда полный. М. Ю. Лермонтов Саул Когда Саул изнемогал в борьбе, Так велика была его страданий сила, Что тень пророка Самуила Из смертной тьмы он мог призвать к себе. Как некий бог, в волнах дрожащих дыма, Усопший перед ним предстал… И царь в тоске затрепетал, Узнав, что смерть неотвратима. Сильней Саула ныне стражду я, Мне жизнь, как душный склеп, ужасна, Но я зову тебя напрасно, Любовь погибшая моя! Явись на краткий миг, мой отлетевший гений, Я рвусь к тебе душой; как прежде, я люблю, О, сжалься, видишь, я скорблю, Приди и возвести конец моих мучений! А. Бальмонт Чума в Израиле Когда Давид ввел перепись в народе Велению Господню вопреки – От Господа пророку было слово: «Мой приговор Давиду изреки! Три кары Мной ему за ослушанье Назначено, пусть выберет одну: Мучительный ли голод семилетний, Терзающий окрестную страну? Три месяца преследований вражьих, Везде грозящих гибелью ему? Иль, наконец, – ниспосланную Мною Трехдневную жестокую чуму?» И, услыхав Всевышнего решенье, Сказал Давид: «Повинен я суду, Так лучше же не в руки человеков, Но в Божию десницу я впаду!..» И мор настал, и нити многих жизней Меч ангела-губителя пресек, И было всех, тогда умерших, свыше Семидесяти тысяч человек. И стал Давид молиться со слезами: «Я согрешил, во всем виновен я! Помилуй же страдающих безвинно, Меня рука да поразит Твоя!» И в тот же день пророк пришел к Давиду, Сказав ему: «У Этны на гумне Ты жертвенник Всевышнему воздвигни, И прекратится мор во всей стране». Ю. Михайлов Суд Соломона На заре тех дней счастливых, Что настали для Сиона – Дней могущества и славы – С воцареньем Соломона, В зале царского чертога Две жены на суд предстали. В этот час в блестящем зале Пир веселый шел. Сверкали Меж колоннами лампады; Дым курильниц благовонных Над гирляндами клубился; Хор гремел. В стопах граненых, В дорогих сосудах вина Золотились и сверкали. Вкруг царя на пышных ложах Гости мирно возлежали. И властитель с лаской кроткой, Пир прервав и вставши с трона, Молвил женам: «Я внимаю – Что вам, дочери Сиона?» «О, могучий повелитель! – Так одна из жен сказала. – Мать несчастная с мольбою Пред лицо твое предстала. С этой женщиной жестокой Под одним мы кровом жили, И в одну неделю обе Первенцев своих родили. Сын ее скончался вскоре, И, тайком к моей постели Ночью позднею подкравшись, Моего из колыбели Моровая язва в Израиле. (Вторая книга Царств 24:10–15) Унесла она, оставив Жалкий труп, немой и бледный… О, великий царь мой! сжалься, Сжалься над рабыней бедной!..» «Нет! – воскликнула другая Вслед за нею, с громким стоном И обильными слезами Повергаясь перед троном. – Нет, великий царь, неправда! Это сын ее скончался…» Царь стоял, пытливым взором В лица женщин он впивался… «Принесите меч», – он молвит. Меч приносят. «Рассеките Пополам дитя живое И меж ними разделите…» Но едва успел промолвить Царь жестокое решенье, Страшный, дикий вопль раздался, Крик безумного мученья Огласил чертог блестящий… «Нет, могучий царь, не надо! Не губи ребенка… Лучше Ей отдать его я рада, Лишь бы жил он, мой малютка!» – Так одна из жен молила. «Возвратите ж ей живого, – Молвил царь. – Святая сила Правды вечной да послужит Мне опорою для трона…» Крик восторга был ответом Этой речи Соломона. С. Г. Фруг |
