…И Ной до лет маститых дожил,

И Бог его благословил,

И род сынов его умножил,

И им всю землю разделил.

И Иафет пошел к полночи,

Держа к звезде полярной очи,

И стал он у Кавказ-горы,

И там разбил свои шатры.

И был, как полные кошницы,

Обилен стан его добром.

Стеной широкой колесницы

Стояли праздные кругом.

Меж них паслись, высокогруды,

Степные кони и мулы,

И двугорбатые верблюды,

И мягкорунные овны.

И наконец, приспело время,

И страшный час настал: бежит

Все многочисленное племя

На холм и к праотцу спешит

С соседних гор и из долины,

От стад и плугов, из шатров…

На головах – льняной покров,

Одеты в кожи все зверины.

На холме том, и дряхл, и сед,

Кончался старец, изнуренный

Тяжелой ношей многих лет,

Племен сих прадед вдохновенный,

Их вождь в пустыне, Иафет.

И патриарх среброволосый

Скорбящий род совокупил;

На небо, море и утесы

Взор просиявший устремил.

Всходило солнце. Гор громады,

Их ледяные колоннады

Восток пурпурный обагрял.

И старец рек: «Когда удары

Громов Господних пронеслись;

Когда свершительницы кары –

В брегах пучины улеглись;

Когда, как мост от Арарата

На льдами венчанный Кавказ

Дуга спасенья извилась,

Я вел стада свои у ската

Горы. Явился мне тогда

Безвестный муж. Над ним светила

Большая яркая звезда;

На раменах златые крила –

Я пал лицом к земле. Он рек:

“Оставь стада, иди за мною!”

Мы шли. Пред ним смиряли бег

Ручьи. Над бездною седою

Нерукотворный мост взлетал,

Лизали землю львы степные,

Где муж таинственный ступал.

Взошли мы на гору. Густые

Внизу курились облака,

Сквозился лес, а там река

О скалы билась вековые.

Сказал он: “Видишь эту синь?..

То море. Там, за синью этой,

Есть много дебрей и пустынь:

Там горы тучами одеты;

Там реки тихие текут

Между зелеными лесами;

Там под глубокими снегами

Долины солнца долго ждут,

И скуден дар произрастенья…

Но не пугайся этих стран:

Высокий жребий будет дан

Странам снегов и запустенья;

Лишь только б сон их пробудил

Дух творчий, сущий в человеке,

Замкнул бы пристанями реки

И землю острым плугом взрыл…

Но вам ли, юга воскормленцам,

Познать высокие труды

Изобретательной нужды?

Вам, избалованным младенцам,

Уразуметь закон миров,

Поработить природы силы?..

Ничтожна мощь земли сынов,

Доколь ее не озарило

Сиянье горнего огня…

Ты волен: вот тебе на выбор:

Живи беспечен, как дитя,

Как зверолов, пастух иль рыбарь,

Но блеска истины не знай,

Не ведай тайны мирозданья,

Не чувствуй гордого сознанья,

Как зверь косматый… Выбирай!”

Пред дивным мужем, весь дрожащий,

Чело я долу преклонил,

И он главу мою накрыл

Своею ризою блестящей…

Зажмурив очи, недвижим,

Я только чувствовал, что льется

Мне в душу свет и перед ним

Глубокий мрак в ней раздается…

И стал я вдруг могуч и смел.

Открыл глаза – все предо мною

Сияло новой красотою –

Как бы внезапно я прозрел.

А он исчез, и кто сей странник,

Не знаю – ангел ли святой

Иль некий демон проклятой,

Небес сияющих изгнанник?

С тех пор размноженных людей

Не мог сносить я жизни скудной,

Мне было душно. Брег безлюдный

Пустынных волн мне был милей.

Я погружался в созерцанье

Ночных небес. Я изучил

Теченье мерное светил

И тайный чин их сочетанья.

Я понял мысль, дал слово ей,

Одной чертой увековечил

И полузверственных людей

Обожествил, очеловечил.

По воле случая они

То там, то здесь влачили дни:

В шатры, в древесные лачуги

Из мглы пещер их вызвал я,

Запряг волов в железны плуги,

Смирил строптивого коня…

Но что ж? Во глубине науки

Обрел я гибельные муки

И отравил остаток дней

Какой-то карой беспощадной.

Я чуял в сердце – острый змей

Его терзал иль коршун хладный

Его живое исклевал.

Какой-то демон беспокойный

Меня тревожил жаждой знойной,

Сомненьем мысль мою смущал.

Рвался я вдаль, – слабели силы,

И дар блестящий, дар унылый,

Небесный огнь – я проклинал!

Теперь уж близок час: я гасну.

Кому ж предать сей дар ужасный?

Чей взор пред ликом Божества,

Им поражен, не онемеет?

И чья не дрогнет голова,

Когда сей огнь над ней зардеет?»

Безмолвен сонм его сынов

Пред патриархом вдохновенным,

И жены с ужасом смятенным

Внимали звук великих слов.

И изо всех на зов науки

Пришли с спокойствием святым

Четыре правнука, пред ним

Потупя взор, скрестивши руки.

На них глядел он, полн любви:

«Идите, правнуки мои,

Вас озарит поочередно,

Как яркой молнии струя,

Небес светильник первородный.

Ты, чернокудрое дитя,

Иди на запад! Там, где море

Покрыто грудой островов,

Есть пышный край. Там на просторе

Разросся лавр. В груди холмов

Таится мрамор. Метким ломом

От праха мрамор оторви

И мысли молнией и громом

Его ты к жизни призови!

А ты, младенец с строгим оком

И величавостью чела,

Суровый духом перед роком,

Тебе веков грядущих мгла

Готовит власть над целым миром,

И будешь ты племен кумиром,

И как рабы они толпой

Пойдут в оковах за тобой!

А вы, юнейшие орлята,

Любимцы прадеда, – туда,

Где дремлют тундры, рдеют блата

В оковах северного льда,

Идите!.. Мир, облитый кровью,

Мир дикой силы и оков

Преобразите вы любовью

И цепи снимете с рабов.

Передаю вам огнь небесный!

Вы не угасите его!

И в мире будет повсеместно

Господней мысли торжество!

Блюдите вы его сиянье!

Любите скорбь и испытанья,

В которых зреют мысль и труд,

Как я любил свои страданья!

Святые скорби в воздаянье

Плоды святые принесут!»

Умолк. В слезах, вокруг толпясь,

Лобзали избранные внуки

Его хладеющие руки,

И тихо он, в свой смертный час

Благословляя их, угас!