— Они умрут достойно?

— Достойно, брат.

Браск шагнул в сторону и посмотрел над плечами мужчин и женщин, которые работали изо всех сил. — Хорошо, — сказал он, в конце концов. — Запишите имена, и мы помянем их в молитвах. Они не пали в бою, но их жертва не менее благородна.

На площади показался офицер Имперской гвардии, за ним медленно и целеустремлённо шли пять отделений. Он остановился, его люди построились за его спиной. Во всех отделениях были потери. Большинство солдат легкораненые. Все устали. И всё же они стояли выпрямившись.

— Лейтенант Гхаскар, — произнёс Браск.

Офицер поклонился. — Повелитель. Мы готовы. Ждём только вашего приказа.

— Считай, что получил его.

Гхаскар начал выкрикивать команды на необычном готике. Солдаты перестали стоять по стойке “смирно”, некоторые полезли в кабины, другие карабкались по лестницам по бортам грузовиков.

На крыше каждого контейнера располагались низкие перила — часть фиксатора системы складирования — ставшие некоторой защитой для йопальцев. Гвардейцы легли и прижались к ним, направив во все стороны оружие. Более опытные обвязали верёвки вокруг лодыжек и перил и убедили остальных последовать их примеру.

— Сестра Роза, — произнёс Браск. — Я буду на первом тягаче. Мои братья прикроют колонну с фронта. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы как можно больше людей выжило.

— Я буду молиться обо всех нас, — ответила она.

Брат меча направился к “Носорогу”. В зависимости от характера солдаты в грузовиках кивали ему, как воины воину, или осеняли себя тройной версией йопальской аквилы.

— Жди здесь, — сказал он Маркомару.

Браск вошёл по рампе в “Катафракта”, Санно посмотрел на него через плечо сквозь открытую дверь кабины. Он снял шлем, благодаря интерфейсному разъёму в позвоночнике он напрямую подсоединился к БМП.

— Я причащаюсь с “Катафрактом”, брат. Мы молимся.

— Мой болтер, — объяснил Браск. — Сейчас может пригодиться что-нибудь дальнобойное. Он достал оружие из стойки в передней правой части отсека, но не стал убирать окровавленный цепной меч или снимать с пояса болт-пистолет. До заката потребуются все его святые орудия. Он проверил ауспик. — Чисто. Император не оставил нас.

Прихватив Маркомара, он направился к головному тягачу. Пока Брат меча поднимался по лестнице, гвардейцы наверху замолчали. Оказавшись на крыше, он шагнул в центр и примагнитил ботинки к металлу.

На крыше грузовика заняли позиции шесть йопальцев. Лёжа у его ног, они были похожи на детей. Двое уважительно несколько раз опустили голову, касаясь металла.

— Хватит. Не кланяйтесь нам.

— Но вы — Ангелы Смерти! — ответил один из солдат. Он снял защитные очки, открыв полосу тёмной кожи между шлемом и шарфом. Ярко-белые глаза выделялись на испачканном лице.

— Мы — орудия Императора. Мы — не боги. Не кланяйтесь мне, — резко повторил Браск.

Маркомар поднялся следом за Братом меча, он лёг настолько низко, насколько позволили телосложение и панцирная броня. Он приготовил снайперскую винтовку.

— Брат Санно, попроси “Катафракта” увести нас отсюда.

— Слушаюсь, брат.

Секунду спустя взревел пробудившийся двигатель “Носорога”. Шум в лагере стал просто безумным. Отставшие имперцы карабкались по бортам и задним дверям контейнеров.

Послышалось шесть приглушённых болтерных выстрелов. Из зданий показались шесть медленно идущих боевых санитаров Адепта Сороритас в лёгкой силовой броне. Их песни потери заглушили включавшиеся один за другим двигатели тягачей, затянувшие свой невыразительный хор. Высокие выхлопные трубы извергли едкую вонь горящих углеводородов, и только фильтры в шлеме Браска не позволили саже забить горло.

Храмовник осмотрел лагерь. Над парой повреждённых зелёнокожими префабрикатумов поднимался дым. Повсюду валялись трупы орков. Их было много. Брата меча впечатлила храбрость йопальцев.

Несколько солдат разбирали баррикады на дороге, ведущей к воротам. Послышались переговоры по воксу между гвардейцами — началась перекличка. Лязгнули двери.

Последней из здания администратума вышла сестра Роза. Она пристально посмотрела на стоявшего на крыше Браска, её взгляд пронзал насквозь. У них обоих были шрамы. Исполняя свой долг, она получила радиационные ожоги, он — боевые раны. Они оба служили, хотя каждый по-своему. Брат меча кивнул, признавая это.

— Все на борту, — доложил Гхаскар. — Можем выступить, как только прикажите, повелитель.

— Тогда пусть Император проведёт нас сквозь шторм и врагов в безопасную гавань. — Мрачно произнёс Браск. Его обычное веселье ушло, было не до него, когда Озрик лежал мёртвым. Он закрыл глаза и начал молча молиться.

— Император, я, не задумываясь, пожертвовал бы пятьюдесятью меньшими людьми, чтобы Озрик остался жив. Я не должен так думать, но именно так я и думаю. Прости меня за то, что признаваясь в грехе, я так и не смог побороть его.

Хлопнула последняя дверь. Сестра Роза на борту.

— Брат Санно, вывози нас.

“Катафракт” довольно взревел и загрохотал вперёд, раздвигая оставшиеся баррикады, давя траками убитых орков и людей в бесформенную массу.

Браск покачнулся, когда грузовик двинулся с места. У западного выезда из лагеря поднялась пыль. По окружавшей госпиталь дороге к воротам приближалась техника йопальцев: четыре “Химеры”, командный “Таурокс Прайм” и разведывательная “Саламандра”, чей открытый отсек затянули крепким брезентом.

Санно направил “Носорог” прямо на импровизированные ворота — цепи на каркасе из трубной стали. Они прыгали и дёргались под траками, словно бившийся в агонии зверь, и звенели, когда по ним проезжали грузовики.

На равнине перед госпиталем “Химеры” заняли позиции по обеим сторонам от колонны. “Таурокс” пристроился за последним тягачом. В воксе раздался треск приказов Гхаскара и “Саламандра” устремилась вперёд, взметнув в воздух две струи пыли.

Орочьи трупы вокруг лагеря выглядели чёрными тенями на пепельном песке.

— Нет никаких признаков живых зелёнокожих, — сообщил лейтенант.

— Я тоже ничего не вижу, — добавил Санно. — Наш отход не заметили.

— Сохраняйте бдительность, — ответил Браск. — В пути нас могут атаковать мародёры. Бури прошли и их теперь много. — Он взглянул на небо. — Я надеялся, что шторм вернётся и скроет наше передвижение, но, похоже, этого не случится. Сезон огня утратил ярость.

Он посмотрел на покинутый госпиталь. На дисплее визора горела руна взрыва.

Трудный выбор. Оставить его — зелёнокожие получат трофеи. Уничтожить — дать сигнал, что имперцы уходят.

Конвой упорно поднимался по низкому подъёму, поворачивая на запад, объезжая поле пепельных дюн. Порывистый ветер сносил потоки пыли с похожих на скимитар гребней холмов.

Когда они отъехали на несколько километров и лагерь скрылся во мгле, Браск подорвал заряды. Огонь охватил весь комплекс, разрывая в клочья префабрикатумы и подбрасывая листы металлической обшивки. Ветер относил их на запад в сторону конвоя. Полсекунды спустя до Браска донеслись звуки взрывов, серия слабых хлопков и грохот рифлёного металла.

Он смотрел на пылающий полевой госпиталь до тех пор, пока тот не исчез среди однообразного ландшафта Пепельных Пустошей.

Караван продвигался вперед, не встречая сопротивления. Ветер то усиливался, то стихал, иногда принося столько пепла, что видимость становилась просто нулевой. Мощные бури сезона огня почти прошли. Ветер слабел, завеса пепла рассеивалась, открывая выжженный мёртвый пейзаж. Армагеддон прибывал в плачевном состоянии, и вина за это во многом лежала на человечестве. Заброшенные здания, видневшиеся среди дюн; песок, заляпанный яркими промышленными отходами; ведущие в никуда дороги и расколотые надвое холмы, в которых, похоже, скрывались гигантские выработанные шахты засыпанные пеплом. Армагеддон никогда не был спокойным миром — ежегодный вулканический гнев доказывал это.

Встречалось мало признаков какой-либо жизни. Только рощи приземистых венненумов, отмечавшие пыльные оазисы, или заросли ятрышников на покатых холмах, столь же запутанные как шиповник. Иногда что-то выбегало из них, но это оказывались мелкие хищники и они быстро исчезали из вида.