Верность.

Он возглавляет атаку, спускаясь сквозь дым по обвалу разрушенных стен, величественный и золотой, в почерневшей от крови броне. На ней символами и рунами выгравированы непроизносимые имена тысячи невыразимых созданий, которые пылают и дымят расплавленным жаром.

За ним следуют личные телохранители — его Иконоборцы — Маймон и Пий, самые преданные из его последователей. Как и у него, их доспехи красно-черные и золоченые, на левых наплечниках вместо прежнего символа выгравирована керамитовая восьмиконечная звезда.

Позади них идет Кабаил, также известный как Отнимающий Черепа, и Гха’гур Нор Слитианец, который некогда входил в военную банду Гхоргота Угнетателя, а теперь Герольд Константина, самый преданный из Просвещенных, крепко сжимающий в бронированных перчатках Сокрушителя Врагов.

Лазерные лучи бессильно бьют по керамитовой броне, выдерживавшей клыки демонических хищников и даже обдирающие клинки выродка-хелбрута. Его почетная гвардия даже не сбавила шаг.

Пять полубогов против вдесятеро большего количества гвардейцев; полубогов, которые сделали из звездного владения Человека то, чем оно было, а затем с такой же легкостью разрушили и создали заново. Захватчики станут колосьями под косой жнеца.

Оружие в руке гудит искусственной жизнью. Это инструмент разрушения, потрескивающий золотой клинок на эбеновой рукояти. Это оружие, которым он отрубил головы десяткам врагов. Это победитель чемпионов, убийца королей. В прошлом у него было много названий, но теперь оно откликается только на одно: Погибель.

Первый гвардеец умирает с жалкой молитвой Богу-Императору на окровавленных устах. Слова не в силах остановить Погибель, и меч разрубает человека от головы до паха.

Затем на кучку гвардейцев обрушиваются Иконоборцы, и растрескавшаяся земля орошается алой кровью смертных.

Гудящий клинок Освободителя вспарывает бронежилеты с такой же легкостью, как отделяет мясо от костей и испаряет кровь. К ним идет что-то намного больше обычного человека — потный недочеловек-огрин, но он падает, как и остальные. Погибель пронзает верзиле грудь, энергетическое поле меча поджаривает увеличенное сердце мутанта искрящимся, словно солнечная корона, разрядом.

Он убивает с отточенной точностью. Он не издает яростных боевых кличей, не взывает к богам варпа. В этом нет нужды. То, что он совершает с помощью клинка и есть его жертва Силам, он пишет ее кровью тех, кто осмелился выйти против него.

Впереди ждет намного больше убийств, разбитая земля умывается жизненными соками имперских гвардейцев, исходящие паром потроха радуют Силы, из распоротых животов высыпаются внутренности, формируя образы, которые могут удовлетворить истинных повелителей вселенной.

Он чувствует грохот рушащейся статуи так же отчетливо, как и слышит. Старыми глазами он находит двор собора, где некогда располагалось Место Испытания, и видит, как циклопическое сооружение исчезает за дымящимися руинами рабочих жилищ с медленной неизбежностью утеса, падающего в море. Радостные вопли, которые доносятся до него следом, почти столь же громкие, как выстрел «Теневого меча» из орудия «Вулкан», поваливший статую.

— Они хотят освободить этот мир от меня? — урчит он, его доселе каменное лицо смягчается, и на губах появляется жестокая улыбка. — Пусть попробуют.

Личный транспорт Двар Гхоргота, «Бич миров», с лязгом останавливается перед разбитыми воротами, некогда обозначавшие вход во внутренний двор Экклезиархии, но теперь ведущие на арену.

У арены нет названия, оно ей не требуется. Достаточно того, что, понукаемые темными богами, сюда стягиваются десятки чемпионов со своими военными бандами, чтобы испытать себя против выскочки-императора этого неспокойного захолустного мирка.

Гхоргот выходит из транспорта, о его прибытии возвещают крики рабов-псайкеров и закованных и ослепленных жрецов, которых хлещут потрескивающими агонизаторами похожие на херувимов существа с лицами-черепами. Один из чернокрылых херувимов отделяется от остальной группы и судорожными, резкими взмахами крыльев устремляется за Хозяином Стаи. Поле брани украшают геральдические символы десятков ничтожных тиранов и корольков, чьи банды воинов теперь присягнули на верность более достойному.

Над узкими трибунами колизея возвышаются знаки из охлажденного кровью железа, рядом с ними красуются знамена из дубленых человеческих кож. Тысячи отступников, преданных Силам и поклявшихся следовать за властителем мира, во имя которого его сотворили, наблюдают, как Гхоргот выходит на арену. Некоторые взирают в холодном молчании, другие, словно звери, орут и воют, требуя его крови, все они — трофеи сотни предыдущих гладиаторских состязаний.

Хозяин Стаи выглядит блистательно в покрытой гравировками боевой броне. Под небесами, затянутыми дымом тысяч костров, рядом с горами костей и сброшенными в кучи закаменевшими доспехами он кажется настоящим подобием смерти, големом из древней кости. Он будто восстал из пепла и углей погребальных кострищ, дабы отомстить тем, кто освободил неверующих из оков лживых догм. В руках Двар сжимает цепной топор Интерфектор.

Гха’гур Нор не раз слышал, будто когда-то Двар Гхоргот был верным Ложному Императору, как прежде и властитель этого мира; до того, как после бойни на Рейвенскаре он не отринул клятвы братства вместе с остальными из Ордена Чаши.

Конечно, тогда Гха’гур Нор еще не знал Гхоргота. Его приняли позже, когда Орден Чаши стал Кричащими Черепами. Его забрали из племени во время рейда на планету, которая, как он позже узнал, называлась Литос-6, а затем имплантировали проклятое семя. Поговаривали, его обменяли у странствующего апотекария из самих Детей Императора на тысячу человеческих рабов.

Гха’гур Нор выходит из «Носорога» вместе с элитой Угнетателей. Их боевая броня мало чем напоминает покрытые гравировками доспехи Двара. Некоторые облачены в доспехи сраженных жертв, или которые отняли в рейдах на миры, где отгремели великие сражения. На других сочетание брони, созданной магами-еретехами Ауретианской Схимзы, и реликвий, восходящих, наверное, до самой Темной эры технологий. Есть и такие, которые до сих пор носят части первобытных доспехов, привезенных ими с диких миров, откуда они родом. Но левые автореактивные наплечники каждого из них украшены меткой Двара, словно в насмешку над традицией, когда Кричащие Черепа еще были Орденом Чаши. Теперь все они носят символ восьмиконечной звезды с разделенным пополам человеческим черепом.

Гха’гур Нор окидывает взглядом многочисленные ряды сектантов и вассальных лордов, уже поклявшихся в верности Освободителю Константиниума.

Статуя золотого полубога высотой в тридцать метров — созданная из расплавленных идолов и икон Лживой Веры, проповедуемой имперской Террой — взирает на всех собравшихся, но ее сверкающий взгляд особенно тяжело ложится на тех, кто пришел испытать силы против властителя мира. Голова колосса склонена, ладони покоятся на рукояти огромного меча, готового свершить правосудие над всяким, кто явится за ним.

До Гха’нура Нора доходили слухи о случившемся здесь. Пред золотыми очами исполина лишь наиболее достойные чемпионы получали честь сойтись в бою с повелителем Константиниума. Приз, за который они сражаются, действительно достойный. Победитель забирает все, чем обладал побежденный — его воинов, снаряжение, боевые флоты и даже миры, которые поклялись тому в верности.

Но также Гха’гур Нор знает, что повелитель Константиниума пока не проиграл ни один бой. Некоторые говорят, что Освободитель помечен Силами, но кто из чемпионов варпа не получил такого же дара от истинных богов галактики?

В тени великого идола на троне из черного железа и сверкающего золота восседает фигура — настоящий великан — в заколдованных доспехах, с плеч которых ниспадает плащ из меха снегоклыка. Его голова непокрыта, на лице видны десятки дуэльных шрамов, оно словно алебастровый отголосок статуи, которая взирает со своей высоты на арену. Освободитель с враждебностью смотрит на Угнетателя и его свиту.