Проблема соотнесения «своего» человека с «иным», «чужим» в современном мире существует в России примерно три столетия и обостряется каждый раз в моменты очередного «рывка» модернизации и в периоды разочарований в результатах такого «рывка». На особого русского человека, казавшегося верным слугой монархии и православия, в свое время возлагали надежды отечественные консерваторы. Но на особого русского человека, способного ломать закономерности и сроки исторических перемен, уповали и все отечественные социалисты XIX и XX вв. Все русские «западники» от А. Герцена до В. Ленина использовали концепции «особого» человека и «особого» его пути к мировым универсалиям.

Перемены и события последних лет придали новую остроту извечной проблеме. Падение множества официальных и традиционных перегородок поставило нашего человека лицом к лицу с западным миром, сделало неизбежным постоянное практическое сопоставление, сравнение, влияние исторически разделенных миров, в том числе на человеческом, социально-антропологическом уровне. Это испытание часто оказывается шоковым. Вблизи стали очевидны масштабы реальных, уже не декларативных различий не только в факторах экономического роста и значении социальных институтов, но и в сложившихся установках и притязаниях человека.

На всех уровнях – от массового до официального – и не без солидных интеллигентских усилий с различных сторон и с новой энергией реанимируются лозунги вредоносности западного влияния, недопустимости чужого вмешательства во внутренние расправы и т. д. Как и прежде, попытки нового отгораживания от внешнего мира, нового изоляционизма служат средством самоутверждения (на «своем» уровне) и самооправдания («не получилось»).

В 1994 и в 2003 гг. мы просили опрашиваемых согласиться или не согласиться (полностью согласен, скорее согласен, скорее не согласен, полностью не согласен) с несколькими высказываниями о нашей «особости»: «За 75 лет советской власти наши люди стали другими, чем в странах Запада, и этого уже не изменить»; «Не думаю, что люди в России отличаются от людей в других странах»; «Россия рано или поздно пойдет по пути, общему для всех цивилизованных стран». Теперь мы можем оценить, какие сдвиги в общественном мнении на этот счет произошли за последние 9 лет.

В целом изменения позиций невелики. Это позволяет считать, что мы имеем дело с довольно устойчивыми установками массового сознания и с устойчивыми их сдвигами в одном направлении. Согласие с тем, что «люди в России не отличаются…», уменьшилось.

Представления о характерных особенностях «нашего» человека за 9 лет практически не изменились: по-прежнему большинство наших собеседников считают (согласны и скорее согласны), что человек у нас привык «довольствоваться самым малым и не гнаться за успехом и богатством», «делать же сообща» и не терпеть тех, кто «ставит себя выше коллектива», что «в России люди привыкли относиться друг к другу по-свойски, не думая о выгоде».

Заметно возросло согласие с утверждением «привыкли относиться по-свойски» в средних статусных группах, примерно в той же степени оно уменьшилось в высших, в низших осталось без изменений. Но именно в средних (численно преобладающих) группах более всего людей, чьи стремления к успеху, к повышению своего статуса не удались. В высших эти стремления чаще привели к успеху, в низших таких стремлений просто нет. Как видим, представления о «недостижительности» нашего человеческого образца связаны с оценками собственных успехов.

Не изменился (чуть сгладился) главный парадокс этого опроса: подавляющее большинство опрошенных согласилось с двумя противоположными по смыслу утверждениями: как с тем, что россияне «стали другими» по сравнению с людьми Запада, так и с тем, что они «не отличаются» от жителей других стран. Как это понять?

Вероятно, эти позиции находятся в разных смысловых плоскостях и потому не пересекаются в массовом сознании.

Утверждение, что «люди стали неисправимо другими» – универсальное оправдание неумения и нежелания двигаться в сторону более цивилизованного существования, объяснение неудач демократических экспериментов и прикрытие новейших ретроградных тенденций. Все доводы в пользу такой позиции были достаточно полно выражены в прежних опросах, результаты которых выявили эту самоуничижительную (и одновременно самооправдывающую) формулу человека-«совка».

А представление о том, что наши люди «не отличаются» от других, относится скорее к плоскости надежд и устремлений, в том числе и многократно подтвержденной исследованиями установке на то, чтобы «жить как все», «не хуже других». Некоторое «мирное сосуществование» различных и имеющих каждая свою логику, свои функции плоскостей обеспечивает человеку гибкость, способность приспосабливаться к неоднозначной ситуации.

И еще одно сочетание противоречивых позиций: из числа согласных с тем, что у нас «люди привыкли относиться друг другу по-свойски, не думая о выгоде» большинство (в 1994 г. – 65 %, в 2003 г. – 55 %) считает, что люди в России не отличаются от других. Из числа несогласных – соответственно 61 % и 54 %. Почти также распределились мнения склонных считать, что мы привыкли «довольствоваться самым малым» (вполне консервативный образ человека), и одновременно уверенных, что Россия пойдет по «общему пути» (чисто либеральная установка).

Эти взаимоисключающие позиции, очевидно, отнесены к разному социальному времени и потому опять-таки сочетаются, не пересекаясь. Представления об «общем пути», равно как и об общем типе человека, относятся к некоей неопределенной перспективе (формула «рано или поздно» фактически означает «когда-нибудь в будущем»). А консервативный («консервирующий» сложившиеся стереотипы) образ человека практически значим в повседневной социально-политической реальности. Для сравнения стоит припомнить, что в общественном мнении преобладают «правильные» установки относительно того, что врать, веровать, уклоняться от налогов вообще-то нехорошо. Но «здесь и теперь», поскольку «все» так поступают, это считается отчасти допустимым.

Действует, по-видимому, и разграничение «декларативности» и «практичности» установок. Декларативные установки служат для того, чтобы сделать действия легитимными, для оправдания поступка, практические – собственно для действия, для учета практических интересов и обстоятельств. Можно было декларировать ценности равенства, устанавливая иерархический режим. И можно утешаться концепциями собственной исключительности, стремясь к «западным» благам.

И носители консервативного образа российского человека, и сторонники либеральных позиций по большей части склонны к культурному изоляционизму, причем разница в преобладании таких настроений у тех и у других сравнительно невелика. Чуть больше четверти и «консерваторов», и «либералов» согласны с утверждением, что «России нужно активно включаться в мировую культуру, ориентироваться на западные стандарты жизни», зато почти половина – с тем, что «России нужно бороться с чуждыми русскому народу западными влияниями, возродить самобытный уклад жизни русского народа».

Резкое отрицание «чуждого» культурного влияния, как показывают исследования, доминирует в общественном мнении уже давно. В нем сходится разное: массовое «консервативное» неприятие нравственных ценностей современной цивилизации, опасения правящей элиты, что распространятся «западные» представления о политических и гражданских правах, наконец, отсутствие сложившихся рамок восприятия современной массовой культуры в разных ее проявлениях. В результате даже вполне либеральные декларации, которые не согласуются с усвоенными ценностями, меркнут и гаснут перед конкретными, осязаемыми «угрозами».

Это как раз та ситуация, в которой уверенность в существовании, допустим, болезни (или таланта, богатства, беды, счастья и т. д.) может быть важнее «реального» наличия таких обстоятельств или качеств. Массовое, да и элитарное, обоснованное теологически и религиозно-философски, убеждение в исключительности национального характера неизменно служило оправданием косности, консервативного изоляционизма, с одной стороны, и радикального авантюризма – с другой. Концепция «особости» питала убеждение в том, что народ «все стерпит», и расчеты на то, что с ним можно «сделать все». Кроме того, ссылки на особые качества человека обычно подменяли серьезное изучение исторической, экономической, психологической, социальной природы этих качеств.