Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Я стал утопать в хаосе мыслей и эмоций. Как, однако, всё надоело! Хочу в благословенный трактир «Тихая прохлада». Жажду Звизгуна и солёных бочковых груздей, таких, — хрустких, в меру острых и пряных. Хочу порцию Империума. Мечтаю о двух пышногрудых красотках, готовых на всё. О трёх мечтаю, о трёх! О четырёх! Жажду покувыркаться с ними около пылающего камина. А утром на зорьке, на рыбалку. Утонуть в тумане, заблудиться в нём, отдаться ему страстно и без остатка! Покоя хочу, ясности, чистоты сознания! Хочу достичь гармонии с самим собой и с этим гадким, прекрасным и яростным миром!

Господи, если ты всё-таки есть, поддержи меня, дай продолжить мой тяжкий Путь, воодушеви меня, ибо я изнемогаю от него. Какой я ПУТНИК!? Так, всего лишь бесцельно бредущий неизвестно куда случайный прохожий. Все мы прохожие в этом мире. Ни СТРАННИКИ, ни ПУТНИКИ, а именно ПРОХОЖИЕ! Вот где истина! А всё остальное, самообман!

Передо мною вдруг возникла ИСЭ, — моя первая любовь. Она появилась откуда-то из тумана, из полу-тьмы, вышла на свет своей лёгкой грациозной походкой балерины, несмотря на стесняющее движения кимоно, внимательно посмотрела на меня. Она никуда не стремилась, не спешила, ничего не говорила, не прыгала в пропасть, не улыбалась и не грустила. Просто стояла в праздничном кимоно около цветущей сакуры и печально смотрела мне в глаза. А за её спиной величественно возвышалась Фудзияма, а рядом с ИСЭ сидел какой-то странный пёс, — мощный, серо-белый, с густой шерстью и острыми ушами, и с закрученным хвостом, и также внимательно, настороженно, но доброжелательно смотрел на меня, и в голубых глазах его было столько укоризны и сочувствия!

А потом я увидел заснеженные сопки и хрустальную тайгу, раскинувшуюся на тысячи километров вокруг, и кедры, и сосны, и лиственницы, и берёзы, и ели, и рябины, и шиповник с багрово-красными, увядшими ягодами на ветвях, и глубокое голубое небо, и холодное солнце в зените. И услышал я хруст снега под ногами, и звонкий голос голубоглазой лайки, и призыв какой-то неведомой птицы, поющей о чём-то радостно и плюющей на мороз, и скрип двери в бане, и смех незнакомой женщины, грудь которой была прекрасна, совершенна и упруга. И ощутил я на своих губах её сладкий поцелуй, и растворился в нём.

И почувствовал вдруг тепло, исходящее от предвесеннего солнца, дарящего надежду на весну и лето. О, этот терпкий вкус черёмухи! О, эти мелкие укусы муравьёв, потревоженных воткнутой в муравейник палочкой, и слизываемая с неё терпкая кислота, — какая-то неземная субстанция. О, этот слегка сладкий и ароматный берёзовый сок, капающий по трубочке из надреза на теле его хозяйки. Как было хорошо, Боже, как же было хорошо!!! Я навзрыд и горько заплакал, и стало мне так грустно и радостно одновременно!

— Сир, проснитесь, уже вечер, ветер усиливается! — около меня стоял Капитан галеры и тревожно оглядывался вокруг. — Вам бы в каюту. Бережённого Бог бережёт!

— А где все? — я, ещё не пришедший в себя после крепкого сна, удивлённо огляделся по сторонам.

Палуба была пуста, вернее, почти пуста. По её периметру располагался десяток молчаливых и суровых Гвардейцев. ЗВЕРЯ нигде не было видно, хотя я ощущал, что он находится неподалёку. Я протёр глаза, посмотрел в мутное небо.

— Как вы считаете, что такое Солнце? — меланхолично спросил я, с трудом поднимаясь и отрываясь от кресла.

— Что, что, Государь?

— Что такое Солнце? — громко повторил я. — Ну, то, что на небе, а сейчас за облаками. Божественное светило, огненная колесница, хранитель и даритель жизни, Бог Ра, Ярило, священный диск, небесный костёр и всё такое? К чему вы склоняетесь?

— Солнце — это Солнце, Сир. Звезда, одна из миллиарда других, пылающих в холодном, безжизненном и безвоздушном пространстве. Вращается вокруг нашего мира. Обеспечивает его энергией, согревает, и поддерживает существование всего живого вокруг! Спускайтесь в каюту, Государь, прошу Вас!

Я некоторое время тупо смотрел на Капитана, потом истерично рассмеялся и тихо и печально пробормотал себе под нос:

— Какой я вам Государь. Уехал цирк, а самый смешной клоун остался. Зачем, почему, к чему? Чёрт его знает. У каждого своя судьба. Куда от неё денешься…

ГЛАВА ПЯТАЯ

Летняя ночь.
Ещё глубокая тьма,
Но уже светлеет.
За этой тучкой, за той
Укрыться теперь луне?

Спал я крепким, а вернее мёртвым, пустым и чёрным сном, без малейших признаков сновидений. Казалось, что я надёжно отгорожен от действительности плотным и абсолютно непроницаемым барьером, но это было не так. Я моментально проснулся, когда услышал доносившиеся из внешнего мира какие-то странные, сдавленные горловые звуки.

Мгновенное и неожиданное пробуждение ото сна, по твёрдому убеждению моего бывшего мудрого и просвещённого Учителя ТОСИНАРИ, абсолютно ненормально, противоестественно, противоречит всем физиологическим установкам и потребностям организма, приводит к хаосу тонких вибраций, к нарушению циркуляции энергетических потоков, разбалансированию мозговых процессов, а следовательно, в результате всего этого, к ослаблению ауры и даже к ухудшению кармы!

Боже мой, какая ещё аура!? Какая ещё карма!? Что это, собственно, такое? Ах, да! Аура, карма… Эти понятия мне вполне знакомы. Вполне. Учитель ТОСИНАРИ… Мастер ТОСИНАРИ… Кто это такой? — я напрягся изо всех сил. — Ну, конечно же! Есть такой человек! Он живёт в Японии, на острове Окинава и как-то связан со мною и с ИСЭ! Как?

Собственно, Учитель не совсем прав. Вернее, прав частично. Да, аура страдает, но при чём здесь карма? Это явление глобальное, совсем иного порядка! Её в основном определяет судьба, прописанная на небесах. Мы её в силах подкорректировать, но не более того. Бежит таракан по дорожке, на него должны вот-вот наступить, а в это время Бог отвлёкся на полёт бабочки, никто на таракана не наступил. Тот, — радостный и гордый, полный жизненных устремлений, бежит дальше, но через некоторое время бабочка улетела, сгинула в небытие, век-то её не долог. А что с нашим тараканом? Наступил всё-таки на него Бог в обличие какого-то человека или коровы, или слона, но чуть попозже. Судьба…

Вот тебе и самонадеянный индивидуум, которому кажется, что всё или многое решает он. Ничего мы не решаем в этой и в других жизнях! Всё предопределено. Увы, увы… Просто некоторым даётся рассрочка и отсрочка, а некоторым — нет. И таких, последних, — сонм. Нет им числа. Ничего здесь не поделаешь. «Каждому своё…».

Кстати… До того, как эта фраза была написана над входом в «Бухенвальд» или «Освенцим», не помню точно, где, она произносилась мудрецами и не мудрецами в тысячах мирах на протяжении тысяч столетий миллион миллионов раз. Всё попусту… Всё равно мы думаем, что сами определяем свою судьбу. Полная ерунда…

Сидит человек за деревянным, грубо сколоченным столом, ест из глиняной миски горячую кашу, — только вот с печи. Тих, невесом, благостен… Рядом — молодая красавица жена. Детей полная горница. Пятый или десятый век по полудню. А тут врывается в его дом банда узкоглазых и вонючих ублюдков, насилует жену, душит детей, сжигает дом. Вот и всё…

Или, сидит человек во дворце за мраморным столом, ест из тонкой фарфоровой тарелки изысканный салат из морских гадов. Тих, невесом, благостен… Рядом — молодая красавица жена. Детей полон дворец. Первый или какой-то там век до нашей эры. Или в нашей. А тут вдруг дрожит земля, мир рушится и покрывается пеплом, от дворца остаются жалкие развалины. Вот и всё…

Или сидит человек за пультом управления атомной электростанцией. Ест какую-то ерунду под названием лапша быстрого приготовления. Тих, невесом, благостен… Дома его ждут молодая красавица жена и куча радостных детишек. Двадцатый или ещё какой-нибудь век нашей эры. А тут всё вокруг дрожит и вибрирует, рушится под напором то ли землетрясения, толи то ли цунами. Морская волна, взбесившаяся, словно стая из тысяч кашалотов, сметает всё на своём пути, и нет нигде спасения. Выброс радиации, буря огня и гнева. Со стороны Земли, конечно. Вот и всё…

175
{"b":"545737","o":1}