Рядом со мною из воздуха, как всегда неожиданно, возник ЗВЕРЬ. Он зевнул, подошёл к стреле, как бы невзначай понюхал её, похлопал глазами, поворчал о чём-то о своём. Потом Пёс нервно потряс головой, задрал её вверх и поднял было заднюю ногу с целью почесать бок или шею, но, увидев мои прищуренные, внимательные и злые глаза, вовремя одумался, тяжело сел и замер передо мною чёрной неподвижной глыбой на сером и холодном полу башни. Я опустился на скамейку подле печальной ГРАФИНИ, обнял её. Мы помолчали, полюбовались небом и горами.

Потом я услышал топот шагов и пыхтение. Из люка в полу башни выскочил ШЕВАЛЬЕ.

— Сир, только что из Столицы прибыли дополнительные силы, войска находятся в полной боевой готовности! — прерывисто дыша, сообщил он. — Можно приступать к маршу. Все корабли, которые мы смогли собрать, сосредоточены на юго-восточном побережье, к плаванью также готовы! Ах, как выручили нас пиратские галеры, ну те, которые остались от разгромленных флибустьеров!

— Превосходно! — вскочил я. — Пошлите кого-нибудь в библиотеку за ПОЭТОМ, готовьте мою карету.

— Будет исполнено, Сир!

— Постойте, постойте… Нет ли каких-либо вестей со Второго Острова?

— К сожалению, нет, Государь!

— Жаль, жаль… Тот, кто плутает во тьме, значительно слабее того, кто бродит хотя бы в сумраке.

— Прекрасно сказано! Разрешите идти, Сир!?

— Идите…

— Постойте! — ГРАФИНЯ резко встала, с опаской взглянув на ЗВЕРЯ, который сразу же насторожился. — Сир, а Мастера!?

— Чёрт возьми, совсем забыл! — я с досадой хлопнул себя по голове. — Да, я же пригласил в замок трёх Первых Мастеров Первой Горы для вручения им наград и премий.

— Они уже давно Вас ждут, Сир!

— Прекрасно, прекрасно… А давно ждут?

— Уже пол дня, Сир!

— А вот это нехорошо! Надо было сообщить мне раньше! Надеюсь, они накормлены и напоены?

— Сир, всё хорошо, всё в порядке! — ухмыльнулся ШЕВАЛЬЕ. — Мастера и накормлены и напоены. Их развлекают придворные музыканты, акробаты, жонглёры и танцовщицы. Девицы, я Вам скажу, все, как на подбор, высший класс. Мастера чрезвычайно довольны. А вечером им будет организована банька именно с этими девицами.

— Ну, вот и славно, ну вот и отлично… Кстати, сколько у нас войск?

— О, Государь, столько воинов Первый Остров ещё не видел!

— Отлично! Как говорил Наполеон: «Большие батальоны всегда правы». Вперёд и только вперёд!

Дул лёгкий попутный ветер. Было слегка пасмурно и прохладно. Серая небесная поволока иногда, на несколько мгновений, рассеивалась, обнажая то тут, то там кусочек голубого неба, но потом облака, похожие на низкосортную, перележавшую и отсыревшую муку, снова смыкались, не оставляя никакой надежды на хорошую погоду.

Наша славная, изящная и быстроходная яхта, не торопясь, двигалась в центре моего внушительного экспедиционного флота. Со всех сторон, держась на почтительном отдалении, нас окружали тяжёлые боевые корабли. Реяли знамёна, хлопали паруса, раздавались какие-то громкие и строгие команды, слышались просто весёлые и беззаботные голоса.

В голову мне неожиданно пришла ассоциация. Плывёт маленькая, аккуратненькая беленькая уточка, а вокруг неё — огромные, массивные серые гуси, нагулявшие к осени жирок, способные и агрессивно пошипеть, и в случае необходимости больно ткнуть клювом. А может быть лебеди? Да нет, именно гуси. Я улыбнулся, в мозгу вдруг родилась, или вернее вспыхнула очередная ассоциация. «Дикие лебеди»… Кто-то, где-то, когда-то написал неплохую вещь под этим названием. Роман, повесть, рассказ, поэма? Кажется, были такие писатели — братья Стругацкие. Я напрягся, попытался выудить из глубин неторопливо просыпающейся памяти ещё что-то касающееся этого названия и упомянутых братьев, но, увы, у меня ничего не получилось. Жаль, конечно, но не беда. Скоро я вспомню всё, в этом я был совершенно уверен. Дайте время, господа, дайте время…

Мы плыли уже второй день, то, ловя попутный ветер, то, переходя на вёсла при отсутствии оного, то, сочетая и первое и второе. В данный момент я стоял рядом с КАПИТАНОМ в рубке яхты, горячо обсуждая с ним тонкости и нюансы приготовления очень важного, вкусного и любимого нами обоими блюда, — ухи, но не просто ухи, а НАСТОЯЩЕЙ ухи!

ГРАФИНЯ сидела в кресле на носу судна, рядом с нею на небольшой табуретке примостился ПОЭТ, что-то воодушевлённо читал ей из толстой книжки, очевидно взятой в библиотеке БАРОНА. Девушка была одета в лёгкое, тонкое и длинное белоснежное платье, на её голове покоилась соломенная шляпка с широкими полями. Летописец читал воодушевлённо и самозабвенно, иногда делая пометки на полях фолианта. ГРАФИНЯ то улыбалась, то хмурилась, то рассеяно смотрела куда-то в даль, то сосредоточённо вслушивалась и, очевидно, глубоко проникала в смысл прочитанного ПОЭТОМ текста. При этом она не забывала периодически искоса и томно посматривать на меня, изящно поправляя тонкой ручкой упорно выбивающиеся из-под шляпки непокорные локоны чудесных, густых волос цвета бронзы.

Как хороша, зараза, ах как хороша! Эта женщина когда-нибудь сведёт меня с ума! Не в переносном смысле, а в буквальном! Да, да, в буквальном! При моей-то слабой психике это вполне возможно! Буду ходить-бродить, что-то бормотать, размахивать руками, подпрыгивать, брызгать слюной и, будучи довольным собой и миром, постоянно счастливо улыбаться, как законченный идиот. А вообще-то, почему «как»? Во всех этих действиях и проявляется настоящий законченный идиот. А бывают ли идиоты незаконченными? Вообще-то, идиот, он и есть идиот. Или ты идиот, или кто-то другой, возможно тот, кому ещё только предстоит стать идиотом. С другой стороны, есть же понятие незаконченной статуи или картины! Ещё одно движение резцом, ещё один мазок на полотне! И вот — финал! Произведение, наконец, закончено! Ура! Такова ситуация и с идиотами, с полностью законченными и не совсем …

Боже мой! Собственно, о чём это я!? Что за бред я несу!? Какую ахинею порождают мои бедные мозги? Лучше вернёмся к теме ухи! Она намного интереснее и приятнее.

— Так вот, Сир, — голос КАПИТАНА решительно пробил туман любовных чувств и связанных с ними размышлений, зловеще, сладко, плотно и неторопливо клубящийся в моей голове. — Имеется большое различие между ухой, приготовленной из морской, речной или озёрной рыбы. Отличие это даже не большое, а очень существенное.

— И в чём же заключается упомянутое вами отличие? — с огромным и искренним интересом спросил я, с трудом отводя свой прозрачный, чувственный и, очевидно, полубезумный, а может быть, и полностью безумный взгляд от розового ушка ГРАФИНИ.

— Сир, да во всём! — воскликнул КАПИТАН и от возмущения чуть не выпустил из рук руль. — Всё разное: и вид рыбы, и структура её плоти, и вкусовые качества, и методы приготовления, и приправы, и время варки, и, наконец, сам антураж действа! Одно дело, — бескрайнее, безбрежное, подавляющее своей мощью, величием и грандиозностью, томное, тёмно-синее, предзакатное море, которое тихо шумит, неторопливо и лениво накатывая на остывающий берег свои тягучие волны. Совсем другое дело, — поросшее камышами, источающее тонкий аромат тины, заполненное и переполненное лягушачьей разноголосицей, неподвижное и сонное утреннее озеро, гладь которого нежно ласкает туман! Или слегка журчащая, прохладная и прозрачная речка, жадно облизывающая камни, и куда-то вечно спешащая, со стрекозами над своей причудливо-непостоянной и лёгко струящейся плотью… Чувствуете разницу?!

— Чувствую, конечно же, чувствую! Да вам бы податься в поэты или в писатели, сударь, — изумлённо воскликнул я. — Возможно, вы добились бы в этих областях многого, очень многого! Я восхищён и очарован вашим повествованием! Приглашаю вас ко Двору. Мне так не хватает творческих личностей. Вы не представляете, как не хватает!