Капитан был поражён, потрясён и заворожен. Лицо его стало бледным и несчастным. Он лихорадочно переводил свой горящий взор то на ГРАФИНЮ, то на болтающуюся за кормой яхту.

— Ваше Сиятельство, да откуда же мне было всё это знать?! — дрожащим голосом промолвил бедняга. — Ни сном, ни духом не ведал, клянусь! Простите, пощадите, дайте шанс, позвольте оправдать оказанное доверие! Сейчас же пошлю на яхту дополнительных людей, всё вычистят, вылижут, подправят, восстановят, улучшат и укрепят! Сам лично буду осуществлять ежечасный контроль! Клянусь, Ваше Сиятельство!

Мне стало крайне жалко бедолагу.

— Успокойтесь дружище, — я очень легко и осторожно похлопал старого морского волка по плечу. — Знаете, а у меня к вам есть одно предложение! Я хочу, что бы вы написали, как-нибудь, картину, ну, когда возникнет соответствующее настроение…

— Внимательно слушаю Вас, Сир! — чеканно произнёс Капитан.

— На картине должно быть изображено это легендарное судно. Можно на фоне заката или на фоне рассвета. Лучше, конечно, на рассвете… Он, знаете ли, всегда вселяет в нас надежду, веру в будущее. Желательно, чтобы яхта до этого была полностью восстановлена. А можно написать картину и до, и после её восстановления. Можно сотворить целую серию полотен. Такое поле для фантазии! Здесь всё так магически переплетено… Нападение мерзкого Головощупа, схватка с ним Императора и АНТРА, блестящая победа над зловещим посланником Сил Тьмы. Империю не победить! Империя всегда восстаёт из пепла, как и её Император! Ура, слава Империи!!!

— Слава Императору!!! — грянул хор восторженных голосов. — Слава, слава, слава!!!

Я посмотрел в серое, насупленное и полное желчи небо, которое ещё недавно было светлым, чистым и чувственным. Сейчас его бесцеремонно, грубо и нагло лапал своими холодными и влажными руками грязный и пьяный хулиган-ветер. Так и до изнасилования можно дойти! Я с трудом оторвал свой взор от места предполагаемого преступления, посмотрел на Капитана.

— Так вот, дружище, дерзайте, творите, — я ещё раз очень бережно и осторожно хлопнул будущего новоявленного классика по плечу, отчего он всё-таки слегка покачнулся. — Обещаю поместить вашу картину в этом самом, как его э, э, э…

— В Музее Империи, Сир! — подсказала, как отчеканила, ГРАФИНЯ.

— Да, да! Я прикажу поместить вашу картину или серию картин в этом самом музее на самом видном месте, обещаю. Деньги на холсты и краску я вам выделю. Аванс обеспечен. Премия, в случае успеха, тем более!

— Премного благодарен, Ваше Величество! — гаркнул Капитан. — Спасибо за оказанное доверие! Обещаю, не подведу, напрягу все силы, или, в случае неудачи, умру от стыда!

— Так, так, так… А вот это лишнее, насчёт смерти. Это нехорошо! — строго, но по отечески, произнёс я. — Не надо нам всяких пессимистических мыслей! А вот насчёт напряжения всех сил, — это хорошо сказано, данную мысль я одобряю. Любое напряжение рождает определённый результат! Правда, он может быть и положительным, и отрицательным. Это как с дамой… Напрягся, изо всех сил, а ничего и не получилось! Всякое бывает… — горестно задумался я.

— Сир!?

— Ах, да… Надеюсь на ваш талант. Что-то подсказывает мне, что он у вас имеется. Дерзайте! Аванс получите завтра.

Я строго огляделся вокруг. Мои приближённые опустили взоры.

— Кстати, а где наш сумрачный и метущийся гений, вития заоблачный, Летописец и Поэт наш великий? А?! — строго спросил я. — Кругом такие события! Если ты не в курсе происходящих событий, то находишься вне их! А сколько ценных мыслей было высказано за последнее время! Я чувствую, что Цитатник дрожит от страшного нетерпения. Где ПОЭТ, реактивный наш!?

— Почему реактивный? — нахмурилась ГРАФИНЯ. — Что такое реактивный? Не понимаю.

А потом она подошла ко мне, приблизила к моему уху свои чудные пухлые губки и перешла на шёпот, — ты случайно не пьян?

— Нет, просто хочется позубоскалить, — также шёпотом ответил я и уже громко произнёс. — Насчёт реактивности… Ну, вы же, сударыня, сами сказали, что у нашего листоскрёба оказалась очень хорошая реакция!? Значит, он к тому же ещё и реактивный, то есть быстрый, шустрый, подвижный.

— Какой листоскрёб, Сир!? Ах, ну да, — девушка засмеялась. — Листоскрёб… Реактивный листоскрёб… Да, Сир, у Вас весьма неплохо развито образное мышление.

— Благодарю за очередную лестную оценку моей личности.

— То-то ли ещё будет, Ваше Величество. Вы, как море. Чем глубже в него погружаешься, тем разнообразнее и интереснее становится подводная жизнь, открываются всё новые и новые пласты и горизонты, до определённого предела и уровня, конечно.

— Море моей души не знает предела! А, вообще, на сколько глубоко вы, сударыня, способны погружаться в море? — я задумчиво и подозрительно посмотрел на девушку.

— Да не так, что бы очень, Сир. Возможности человеческого организма имеют свои пределы.

— Об этом я наслышан. А если организм нечеловеческий? — я ещё раз пристально и подозрительно посмотрел на ГРАФИНЮ.

— Всему есть свой предел, Сир, — ответила она, искоса созерцая волнующуюся свинцовую поверхность моря. — Он имеется и у нечеловеческого организма, к Вашему сведению!

— С этим можно, в общем-то, согласиться, но не совсем, — нахмурился я.

— И кто же или что же, по Вашему мнению, не имеет предела?

— А вы как думаете?

— Вселенная, Сир!?

— Ерунда! Мы эту тему как-то обсуждали. Вселенная, или Мир, или Миры имеют свой предел. Я в этом уверен и я это со временем докажу!

— Ну, ну, Сир… Так что же, по Вашему мнению, всё-таки не имеет границ и пределов? — ГРАФИНЯ пристально и ясно взглянула мне прямо в глаза, её прелестный ротик чуть-чуть растянулся в иронической улыбке.

Мои приближённые, почтительно следящие за этой пикировкой, после моих последних слов сначала заволновались, беспокойно зашептались, а потом притихли, ожидая моего ответа на вопрос ГРАФИНИ. Все взоры были обращены на меня.

— Есть в мире только одна безграничная, всё охватывающая и бесконечная сущность.

— И что же это, или кто это, Государь?!

— Это Бог! — я усмехнулся, подошёл к девушке, поцеловал ей руку. — Именно он не знает предела, не имеет конца и края!

ГРАФИНЯ задумчиво посмотрела на меня и промолчала, то ли насмешливо, то ли снисходительно.

Между тем ветер постепенно крепчал, паруса были полны им, как душа бывает полна огнём любовного желания или страстного стремления к преодолению чего-либо, не важно, чего. Главное — это преодоление! Моя славная морская армада уверенно, мощно и быстро двигалась вперёд, на восток. Вперёд, вперёд и только вперёд!

— Сир, предлагаю спуститься вниз, там и продолжим нашу увлекательную дискуссию, — усмехнулась девушка.

— Спустимся и продолжим, моя радость, но чуть попозже. Ах, какое море, какое небо, какой ветер! Наслаждайтесь моментом, милая, ловите сладкие минуты бытия! — произнёс я с экстазом, а потом пристально посмотрел на ГРАФИНЮ. — Давайте вернёмся к нашей первоначальной теме, ну, к той, которая была прервана нашей крайне содержательной дискуссией по поводу существования предела.

— Не помню, не понимаю, Сир. О чём вы?

— Я о ПОЭТЕ. Так, где же он, вития и дамский угодник наш? Небось, резвится где-нибудь в трюме с жаркой вакханкой под Можжевеловку, ещё более повышающую любовный жар? Безобразие! Летопись не терпит пауз! Вокруг происходят такие грандиозные события! Какие, однако, умные мысли рождаются подчас из ниоткуда так неожиданно, по воле случая, и также неожиданно исчезают неизвестно куда!? Их надо ловить на взлёте и на излёте! И, вообще, — без писаки нашего мне как-то скучновато и некомфортно. Где он?

— Сир, ну какие вакханки!? — вознегодовала ГРАФИНЯ. — Из женщин на всех кораблях только я одна. Что, Вы не знаете флотских предрассудков!? Да, имеется ещё одно существо женского пола, какая-то собачка, сучка по кличке Фурия.

— Что за собачка? — живо поинтересовался я. — Фурия… Надо же!