— Как это выбрасываем, Сир?! — возмущённо воскликнул КАПИТАН, на несколько секунд отпуская руль и всплёскивая руками. — Я лично люблю её, даже самую мелкую, не торопясь разделать, поглодать, пососать и посмаковать, а как же без этого!? Вкуснятина необыкновенная!

— Ладно, — благодушно и великодушно проворчал я. — Рыбу можно и не выбрасывать. Перекладываем её на другое блюдо и пускай все присутствующие, каждый по себе, решают, как с нею поступать дальше. В принципе, действительно, почему бы её не разделать, не поглодать, не пососать и не посмаковать? Хорошее дело… При этом следует чуть присыпать её сольцой, перчиком. Мне кажется, что особо хороша она будет в холодном виде, на следующий день. А кроме этого у нас же есть курочка или петушок! Мы их, родимых, проснувшись на берегу в утреннем прохладном тумане, под хренок или горчичку, да под водочку, не дожидаясь разогрева ухи, так оприходуем, что мало не покажется!

— Сир! — возмутился КАПИТАН, глубоко сглатывая слюну. — Я с Вами не совсем согласен!

— И с чем же, любезный, вы не согласны?

— По утру всё-таки следует сразу приступить к ухе, Сир. Это же такая вкуснятина! Да, к тому же, — она является лучшим средством от похмелья. Уставший организм сразу же придёт в норму. А что такое курица, да ещё и холодная? Тяжёлый продукт. Так, одно баловство, засорение желудка. Уха! Только уха!

— Пожалуй, я с вами согласен… Ладно, можно поступить и так, — благодушно произнёс я.

— Разрешите задать два вопроса, Государь? — спросил КАПИТАН.

— Слушаю…

— Разрешите полюбопытствовать, Сир, почему Вы упомянули водочку, эту акцизную гадость, и почему уху следует обязательно разогревать? — повторно сглатывая слюну, с удивлением посмотрел на меня собеседник.

— Да, вы правы… На Островах водка действительно отвратительна, — задумчиво произнёс я. — Ладно, заменим её Можжевеловкой, а ещё лучше — Его Величеством Звизгуном!

— Ну, это же совершенно другое дело! — расплылся в довольной улыбке КАПИТАН.

— А что касается разогрева ухи, то эта акция необходима по следующей причине, — улыбнулся я в ответ. — Утром уха будет иметь такую консистенцию, что ложка в неё просто не проникнет.

КАПИТАН приоткрыл рот, наморщил лоб.

— Вот это да, вот это я понимаю! Но, Сир, а если эту чудо-уху аккуратно порезать ножом, распределить по порциям, смазать той же горчичкой или хренком и употребить в холодном виде, а!? Тот же холодец, ну пусть не классический свиной или говяжий, но холодец!

— Резонно, резонно, вариант имеет право на существование, — задумчиво произнёс я. — Но всё-таки, представьте следующую картину. Раннее, и как я уже упомянул, туманное и прохладное осеннее утро.

— Извините, Сир, но об осеннем утре Вы не упоминали.

— А Вы очень наблюдательны, мой друг, — я слегка похлопал КАПИТАНА по плечу, отчего он сильно покачнулся и снова на мгновение выпустил штурвал из рук. — Быть вам Адмиралом, ей Богу, быть!

— Рад стараться, Ваше Величество! — гаркнул морской волк так, что ГРАФИНЯ и ПОЭТ одновременно вздрогнули и недоумённо посмотрели на нас.

— Тише, тише, — поморщился я. — Не о вашей карьере сейчас идёт речь, а об ухе.

— Виноват, Сир, погорячился.

— Так вот, на чём мы остановились?

— На холодце, Сир.

— Да нет, дружище, здесь уже я вас поймал, — усмехнулся я. — Остановились мы на том, что утро будет прохладное, туманное и осеннее.

— Да, да, Сир! Осеннее…

— Сударь, я не зря упомянул о том, что утро будет именно осенним, — благодушно произнёс я. — Ну-ка, объясните, почему это должно быть именно так?

КАПИТАН максимально сосредоточился, покраснел и победно выпалил:

— Сир, только холодная осенняя ночь и прохладное утро позволяют сохранить продукты в наилучшем состоянии для дальнейшего их употребления! Особо это касается ухи, именно её уникальной утренней консистенции.

— Прекрасно, прекрасно, — ухмыльнулся я. — Так вот… Заканчивая этот разговор, могу объяснить вам мою позицию в отношении состояния ухи перед её употреблением ранним осенним утром. Вы просыпаетесь с головной болью, весь озябший, в холодном тумане, в плохом настроении. Руки дрожат, зубы клацают друг о друга. Беда, катастрофа, жизнь почти не удалась! И тут вам преподносят ароматную, горячую, дымящуюся уху в большой глубокой глиняной миске! Уха посыпана свежим зелёным укропом и сдобрена чёрным, ядрёным, грубо-молотым перцем! Кстати, а почему укроп будет свежим, изумрудно-зелёным и абсолютно не увядшим?

— Потому что ночь была холодна, а утро прохладным, Сир. Укроп просто не успеет подвять или завять, и потерять свою свежесть и прелесть. А если ещё вечером он был помещён в ёмкость с водой, то…

— Браво, так держать! — прервал я КАПИТАНА. — И вот, вы делаете несколько глотков ухи… Она божественна, ароматна! Вкус её непередаваем и ни с чем не сравним! Великолепно, брависсимо! Кровь в жилах ускорила движение, в желудке воцарилось ни с чем не сравнимое гармоничное тепло, умиротворение и удовлетворение. Но чего-то явно не хватает? Того, что на одно прекрасное мгновение погасит этот божественный пожар, а потом усилит его в тысячу раз! Чего же не хватает, ну же?!

— Звизгуна, Сир, или Можжевеловки, не успевших потерять божественный холод промозглой осенней ночи, впитавшийся в них! — захлёбываясь слюной и экстазом, проговорил на одном дыхании мой собеседник.

— То-то, то-то… Вот он, сакральный момент истины, дарующий ощущение невыносимой лёгкости бытия! — также на одном дыхании выпалил я. — Аллилуйя, ухе, аллилуйя!

— Аллилуйя, жизни, аллилуйя! — вторил мне радостно КАПИТАН.

— Аллилуйя всему хорошему, господа! — как гром среди ясного неба раздался рядом с нами насмешливый голос ГРАФИНИ.

Мы с КАПИТАНОМ мгновенно очнулись от охвативших нас сладкого наваждения и экстаза, встряхнули головами, недоумённо посмотрели на девушку, потом, понимающе, друг на друга, и весело засмеялись.

— Дорогая, однако, как незаметно вы к нам подкрались, — произнёс я. — Как кошка на охоте.

— Да уж, Сир, какая там кошка, какая там охота, — насупившись, произнесла девушка. — К Вам бы и слон подошёл незамеченным. Я как услышала слово «Звизгун», так тут, как тут. Что, неужели готовится пьянка!? Нехорошо, очень нехорошо, господа! Война требует трезвого, незамутнённого ничем рассудка.

— А вот здесь, сударыня, вы ошибаетесь, — строго произнёс я. — Война и трезвость — вещи не совместные. Сто грамм перед атакой, и победа почти в кармане! Проверено веками.

— Ну, ну…

— Звезда моя, свет моей души, — я поцеловал ГРАФИНЮ в её прелестную нежную щёчку. — Какая пьянка? Так, всего-навсего простой мужской разговор о смысле бытия и о судьбах Вселенных.

— А что, разве Вселенная не одна? Их что, много? — глаза девушки засветились жадным любопытством. — Сир, я об этом давно подозревала. Ну, давайте же поговорим на данную тему!

— Дорогая моя, успеем мы ещё пообщаться на эту тему, успеем, — я нежно и страстно поцеловал девушку в другую щёчку. — Бог с ними, со Вселенными. А пока дай нам с КАПИТАНОМ всё-таки завершить разговор, ну хотя бы, о смысле бытия.

— Ваше Величество, если смысл бытия заключается прежде всего в ухе и в Звизгуне, то тогда не стоит рассматривать и анализировать другие мирские радости, — насмешливо произнесла ГРАФИНЯ, возвращаясь к ожидавшему её ПОЭТУ.

— Ну что же, КАПИТАН, продолжим наш разговор в другом месте и в другое время, как-нибудь попозже, — сказал я, задумчиво глядя в серое небо. — И вообще, за вами остался ваш фирменный рецепт ухи. О какой рыбе будет идти речь? Об озёрной, речной или морской?

— И о той, Сир, и о той, и о той! Рецепты один лучше другого.

— Хорошо, ловлю на слове.

— Сир. Я думаю, что отведаем мы уху, как только высадимся на берег Второго Острова, ведь не сразу же мы ринемся в бой.

— Эх, дружище, вашими бы устами, да мёд пить! — поморщился я, ещё раз взглянув на небо. — Нам бы доплыть до этого Острова без происшествий, да тихо и незаметно высадиться на него, а там посмотрим. Но что-то мне подсказывает, что план этот нереален. Тихо и незаметно… Куда уж там! Пираты, пираты, кругом одни пираты! Ладно, пойду пообщаюсь с ГРАФИНЕЙ. Кстати, прикажите принести нам вина и Можжевеловки, ну и что-нибудь перекусить. Кажется, подошло время обеда.