— Я вас прошу, уберите из своего повествования все ненужные и мелкие детали, хорошо?! — поморщился я. — Давайте по существу.
— Хорошо, хорошо, Государь, как скажете. Значит, всё происходило так…
ПОЭТ откашлялся, присел на стул около меня, слегка пододвинул к себе канделябр, видимо для того, чтобы придать больший эффект своему повествованию и начал:
— Сир, когда появились полчища пиратов, я не очень-то и испугался, зная Ваши возможности, но всё равно стало как-то тревожно, неуютно и неприятно. Эти ощущения подобны тем, которые возникают, когда набрасываются на тебя неожиданно где-нибудь в сыром подвале несколько крыс. Стоишь ты перед ними с крепкой палкой, знаешь, что отобьёшься, но всё равно испытываешь при этом нехорошие чувства и эмоции. Так и здесь была подобная ситуация… Короче, надвигается на нас эта обезумевшая конная лава. Жуткие, нечеловеческие вопли и визг, топот копыт, шум, пыль и гам, хищный свист стрел, в общем, — кошмарное зрелище! Честно говоря, я не думал, что Вы с АНТРОМ вот так решительно пойдёте в атаку. Разбойников-то было даже для Вас слишком много. Наши доблестные и меткие лучники, конечно, их ряды хорошо выкосили, но всё равно пиратов оставалось достаточно для того, чтобы Вас смять, задавить массой, а там уж всякое было бы возможно.
— Что вы подразумеваете под этим всяким? — насторожился я.
— Сир, а если бы во время битвы нашёлся какой-нибудь храбрый и сильный удалец с огромным острым топором, или с таким же острым мечём, да, зашёл бы Вам за спину, да, извините, умудрился бы снести Вам голову?
— Вы правы, такой вариант развития событий вполне возможен. Я сам об этом уже неоднократно думал, — с досадой проворчал я. — Что толку, если после этого ЗВЕРЬ уцелеет. Что такое Путник без Пса, что такое Пёс без Путника!? Нонсенс… Теряется весь смысл. Бред. Жалкая картина, — я опечалился и загрустил.
— Смысл чего, Сир?
— Если бы мне знать… Ладно, продолжайте, — раздражённо пробормотал я.
— Так вот… Врезались Вы со ЗВЕРЕМ в гущу пиратов и начались там такая рубка, такая давка, такое светопреставление, что я от ужаса аж на время запаниковал, страшно растерялся, к стыду своему выронил из рук перо, онемел, остолбенел, впал в какое-то странное, совершенно идиотское состояние.
— Трансом называется, — весело сказал я. — Ступором.
— Транс, транс… — удивлённо повторил за мною ПОЭТ и глаза его как-то странно стали стекленеть. — А вы знаете, — это слово действительно почему-то подходит к тому моменту, точно отражает моё тогдашнее состояние. Транс, транс… Ступор… Да, ибо…
— Так, — хватит нам трансов и ступоров! Продолжайте, сударь!
— Ах, ну да… Значит, вломились Вы, Сир, в гущу пиратов. ЗВЕРЬ стал страшно реветь, ну, как это он умеет. Началось дикое столпотворение, поднялась паника, всё смешалось. Только и были видны Ваши великолепные, сверкающие доспехи, периодически появляющиеся и исчезающие в этом хаосе. Да, и ещё, конечно, наблюдали мы и за АНТРОМ. Он, красавец наш, вернее, Ваш, производил в рядах разбойников такое страшное опустошение, что они в какой-то момент перестали быть воинским соединением, как таковым, почти полностью потеряли какую-либо организованность, если она у них, конечно, и имелась. Кстати, меня очень сильно удивил один момент. Вы к концу битвы напоминали собою, уж извините за сравнение, разделочную мясную доску, все были покрыты кровью и всякой разной гадостью. А вот ЗВЕРЬ вышел из битвы таким чистеньким да аккуратненьким, словно совершил лёгкую морскую прогулку. Странно, очень странно…
— Ну, дальше же, дальше…
— А дальше, Сир, значит, выскочили неожиданно Вы из гущи битвы, как, извините, чёрт из табакерки, да как страшно закричите: «Лучники — залп! Конница, вперёд, вперёд!». Тут уж всем всё стало понятно. Очнулись мы от всеобщего транса, ШЕВАЛЬЕ повторил Вашу команду, как бешенный первый помчался вперёд, за ним рванула кавалерия. ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ как заорёт: «Гвардия! Император или смерть!». Гвардейцы, конечно же, тоже бросились вперёд, Вам на встречу, да в таком темпе, что ненамного отстали от кавалерии. И это при их-то вооружении и доспехах!? Сир, таких бугаёв я ещё ни разу в жизни не встречал, где Вы только их отыскали!? Несутся, как стадо быков, топочут, ревут, землю сотрясают. Ужас и восторг! У меня сложилось такое ощущение, что эти ребята могут при желании тысячу воинов остановить, да порубить, и сделать это без отдышки!
— Бывали такие случаи в истории, — усмехнувшись, сказал я. — Как-то триста Спартанцев остановили в одном ущелье войско и побольше.
— Неужели греки, Сир? — с восторгом посмотрел на меня ПОЭТ.
— Они, они, сердечные, — засмеялся я. — Везде успели, пройдохи, отметиться, и в философии и в воинском искусстве. Ладно, и что же было дальше?
— А дальше, Сир, — возбуждённо продолжил рассказчик. — Неожиданно упали Вы, безжалостно пронзённый стрелами, с коня на землю, хорошо, что ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ вас вовремя поддержал и подхватил. А сам конь, тоже усыпанный стрелами через пару тройку шагов грохнулся на земную твердь и умер почти сразу, долго не мучился. Был весь в страшных ранах, кровью истёк, но глаза свои таращил и зубы скалил до последнего, всё пытался кого-то укусить, копытом поразить. Вот это порода, вот это зверь! Никогда такого не видел!
— Запишите в своих бумагах о необходимости установки на том месте памятника славному Горному Жеребцу! — сурово и дрожащим голосом произнёс я.
— Весь во внимании, Сир…
— Надпись на постаменте будет такой, — я задумался на пару-тройку секунд. — «Истинному ВОИНУ от благодарного товарища по оружию! Империя или смерть! Мы всех одолеем и победим! Пошли к чёрту все, кто не с нами!».
В комнате на некоторое время наступила трепетная и благоговейная тишина. Её нерешительно нарушил ПОЭТ:
— Сир… Ну, насчёт Империи и Победы я полностью согласен. Всячески поддерживаю эти Ваши несравненно бессмертные и выточенные в веках слова. Но, — «Пошли к чёрту все, кто не с нами!». Нет ли здесь некоторого перебора? Стоит ли вносить это в анналы?
— Перебор?! Он бывает с выпивкой, с марихуаной и кокаином, с сексом, со жратвой, с горем и весельем! И со многим ещё чем! Но только не с восславлением памяти истинных героев! Запомните эти элементарные истины, мой юный друг! Чистоплюй вы наш! — заорал я. — Занесите в анналы всё то, что я сказал! Боже, какой был конь! Слава тебе, вечная слава, мой могучий воин!
Мы с ПОЭТОМ почти одновременно достали платки, вытерли ими покрасневшие и увлажнившиеся глаза.
— За Горных Жеребцов!
— За Горных Жеребцов!
Бокалы легко поднялись вверх и тяжело опустились обратно на стол.
— Продолжайте, сударь.
— Сир, я восхищён, я поражён! Какой восторг! — нервно затрепетал и снова прослезился ПОЭТ. — Боже, как же ярко и пронзительно я всё это опишу в Летописи и в Поэме! Какие события, сколько во всём этом мощи, силы, величия, истинного экстаза!
— Ладно, вернёмся к основной теме нашего разговора, — устало и печально произнёс я. — Что же было дальше?
— А дальше всё было просто, Сир. Порубали наши конники оставшихся пиратов в капусту, разгром довершили Гвардейцы. Кто-то конечно уцелел и бежал, лошадки у этих ребят очень шустрые, но я думаю, Сир, что разбойников на этом Острове мы не увидим в течении очень и очень долгого периода времени. Имеются у меня такие предчувствия… Что касается крепости, то взяли мы её вскоре очень быстро и играючи. А причиной сего явилось то, что обороняющиеся после созерцания Вашей Великой Битвы с пиратами оказались полностью деморализованными, а нападающие, наоборот, были чрезвычайно воодушевлены и окрылёны Вашей доблестной победой, которая, несомненно, восславит Ваше имя в веках!
— Что-то, сударь, вы как-то витиевато стали изъясняться, — усмехнулся я.
— От нервов, Государь. Чисто от нервов… Какой восторг, какой огонь эмоций и страстей кипит во мне, какая буря чувств! Сей исторический момент требует своего немедленного отражения в соответствующих документах и произведениях!
