В туалете Талли обнаружила, что ощущения ее не обманывали — она действительно была мокрая. Правда, вод оказалось немного: большая часть впиталась в нижнее белье, брюки и обивку стула, на котором она сидела. «Хм, — подумала она. — Ребенок на подходе?» Прикинув, не позвонить ли из библиотеки Робину, она решила не делать этого: вдруг тревога окажется ложной? И сама поехала в Стормондскую больницу.

— Кажется, у меня начинаются роды, — сказала Талли дежурной сестре. — Но я не уверена.

— У вас схватки?

— Не знаю. — Она не в состоянии была разобраться в своих ощущениях.

Талли провели в комнату и оставили одну. На стене висели круглые уродливые часы, они показывали 10.35. Тяжело дыша, Талли легла на спину и обеими руками вцепилась в края постели. Каждый раз, когда боль пронзала ее, она сильнее сжимала пальцы. Затем отпускало. Снова схватка и снова передышка. Она закрыла глаза. Схватка, передышка. Открыла их. Опять закрыла. И снова схватки, схватки, схватки…

Когда она вновь открыла глаза, ее волосы взмокли от пота, а часы показывали 10.55.

Подошел врач. Талли оторвала руки от края кровати и сказала сквозь зубы:

— Похоже, я рожаю.

— Что ж, — ответил доктор мягко, — тогда позвольте мне осмотреть вас.

Убедившись, что роды начались, врач выскочил из комнаты, бросив на ходу:

— Не двигайтесь, я сейчас вернусь, сейчас вернусь.

Словно со стороны, услышала Талли его слова, а окружающий мир, казалось, подернулся легкой дымкой.

Комната наполнилась врачами и медсестрами. Талли открыла глаза и увидела, что часы показывают 10.59.

А в 11.06 Талли родила мальчика. Он появился на свет почти багровым, но вскоре раздался его громкий вопль, и кожица постепенно приняла нормальный розовый цвет. Все было в порядке. Принимавшая роды акушерка сообщила Талли, что головка ребенка показалась в 11.03. В тот момент Талли было не до того, она судорожно сжимала пальцами края постели. Но когда все закончилось и сестра взяла малыша на руки, Талли стало обидно. Ей хотелось самой подержать его, хотелось, чтобы кто-нибудь положил ее ребенка ей на живот. Словно во сне смотрела она, как медсестра капает что-то ему в глаза, взвешивает и обмывает его. Врач что-то говорил ей, вводя в ее бедро тонкую иглу, но Талли думала только о том сказочном моменте, когда ей, наконец, дадут подержат ее мальчика.

И вот он у нее на руках, завернутый в белое одеяло, только головка торчит наружу. Она покрыта черными волосиками. Густыми черными волосиками. Да. «А ведь мы могли бы выдать тебя за ребенка Джереми, не правда ли?» — подумала Талли. Она коснулась его носика. Здесь. Вот он. Талли склонилась и поцеловала мягкое темечко.

Доктор с явным облегчением покачал головой.

— Вы удивительная женщина, Талли Де Марко. Удивительная. Крепкий орешек. Ни одного звука, ни одного. Поглядите-ка на сына девять с половиной фунтов. А вам, бедняжке, придется накладывать швы у вас разрывы, не слишком сильные, думаю, все будет хорошо. Вы молодчина. Страшно подумать, что могло бы случиться, задержись я чуть подольше у предыдущего пациента. Почему вы пришли в последний момент? Вы что, не чувствовали боли?

Талли только покачала головой.

— Я не чувствовала никакой боли.

В итоге у Талли оказалось семнадцать швов — девять из них были внутренние. Разрывы, как выяснилось, получились довольно серьезными. Вдобавок открылось внутриматочное кровотечение, и Талли продолжала терять кровь. Когда прибыл Робин, у него срочно потребовали сдать пинту крови. И резус, и группа совпали. У Робина оказалась О-положительная — он был универсальным донором.

— Только пинту? — переспросил Робин, закатывая рукав. — Так мало? Обычно она так не скромничает.

— Ты уже видел ребенка? — спросила Талли.

— Ты же держишь его на руках, конечно, я его вижу.

Талли неохотно протянула младенца Робину, но через несколько секунд сказала:

— Послушай, он, наверное, голодный. Дай его мне.

Какое-то время Робин наблюдал, как она пытается кормить ребенка, потом подсел на край кровати.

— Почему ты сразу не позвонила мне?

— Я не думала, что уже пора. Все произошло так быстро. Только что я читала книгу, и вот я уже на столе, и мне накладывают швы.

— Врачи говорят, что были внутренние нарушения и поэтому матка не закрылась сразу.

— Ну что они еще могут сказать?

— Да, но, знаешь, они спросили меня, была ли эта беременность первой?

— Они спросили у тебя?

— Угу. Я сказал: да, насколько я знаю. Они только покачали головами. — Робин помолчал. — Так я был прав? — спросил он немного спустя.

— Видимо, да, — сказала Талли, обращаясь скорее к самой себе.

Робин похлопал ее по руке. Она сделала инстинктивное, едва заметное движение, словно пытаясь убрать руку, и он поспешно отпрянул.

— Как же мы назовем его? — спросил Робин. — Может, Генри? Ведь так звали твоего папу.

Талли покачала головой:

— Робин.

— Да?

— Робин. Это имя мы дадим нашему сыну. Робин Де Марко.

Тот попытался протестовать, но быстро сдался.

Несколько дней Талли провела в больнице. У нее продолжалось кровотечение, и у Робина взяли еще пинту.

Когда же Талли наконец вернулась домой вместе с ребенком, Робин, Хедда и Милли изо всех сил принялись налаживать отношения в семье. Но прошло больше двух месяцев, а поведение Талли не изменилось, и ее оставили в покое. Робин неоднократно высказывал свое недовольство долгими отлучками жены и тем, что на свои поздние прогулки она брала маленького сына. Но жизнь текла своим чередом. Хедда, казалось, смирилась с неприязнью дочери и если Талли была дома, то не выходила из своих комнат и старалась не встречаться с ней во дворе. Талли посоветовала Робину купить для матери телевизор, и та проводила целые дни у экрана.

Изоляция Хедды принесла Талли некоторое облегчение. Она стала больше времени проводить дома. Затем Робин стал все чаще допоздна задерживаться на работе. «Почему бы и нет? — думала Талли. — Ведь он оплачивает все счета. Пусть работает».

Талли покачивалась в кресле, пока сумерки не спустились на Техас-стрит. Послышался шум машины Робина, и через несколько секунд он притормозил у ворот. Оставив руль, он, как обычно, помахал им рукой. Талли вяло махнула в ответ. Открыв ворота, муж прошел по дорожке, легко взбежал по ступенькам и пересек веранду. По дороге он бросил быстрый взгляд на жену и ребенка. Талли подняла голову и встретилась с Робином глазами. Какое-то мгновение они смотрели друг на друга, но она почти сразу отвела глаза. Робин расправил плечи, подошел, поцеловал в макушку сына и жену в щеку. От него пахло туалетной водой «Пако Рабанн», и Талли подумала, что он всегда любил дорогую парфюмерию. Талли снова стала раскачиваться и мягко напевать своему малышу, который проснулся и теперь играл завитками ее волос.

Бумеранг засмеялся. Талли улыбнулась.

— Ага, тебе понравилось. А как насчет этого? Скажи мне, если и этот стишок тебя позабавит.

На мгновение она задумалась, затем пропела: