Дженнифер закрыла глаза и тут же снова открыла.

О Господи! Он здесь. Открой глаза, Джен, ты же так хотела смотреть на него, а теперь закрываешь глаза? Что с тобой?

Она предполагала, что они едут к его дому. Он не сказал на этот счет ничего определенного. Незадолго до того, как часы пробили полночь, он шепнул ей: «Давай смоемся отсюда», — и потом добавил кое-что еще. А может быть, он думал, что они поедут домой к Дженнифер? На вид он был совсем пьян.

«Хорошо, Джен, держись за баранку обеими руками, успокойся, девочка, и веди машину. У тебя еще будет уйма времени, чтобы смотреть на него. А сейчас просто веди машину. Должно быть, уже за полночь, — подумала она. — Никак не могу вспомнить: он сам попросил меня отвезти его домой, или я ему предложила? Да и помнит ли он сейчас, где его дом? Ты только посмотри на него, нет, ты только посмотри на него. Дженнифер, веди машину, и успокойся».

На Лейксайд Драйв Джек пригласил ее войти. Казалось, дома никого нет. «Все ушли», — подтвердил Джек, исчезая в ванной. Дженнифер села на диван в гостиной и осмотрелась. Давненько она не была здесь. Год, наверное. Ей всегда нравилась эта комната. Здесь стояла плетеная мебель, выкрашенная в белый цвет, и было много цветов.

Дженнифер подняла взгляд на Джека, который принес ей кока-колу.

— Твоя любимая, правильно?

Она хотела ответить: нет, неправильно, это он — ее любимый, но боялась показаться слишком банальной.

Джек опустился на диван рядом с ней и дотронулся до ее волос.

— У тебя такие мягкие шелковистые волосы, — пробормотал он. — Мне нравится, как от тебя пахнет, я всегда любил твой запах.

— Всегда? — спросила она.

— Всегда, — подтвердил Джек, отводя ее волосы с шеи. Она помогла ему, и он наклонился и поцеловал ее, поцеловал ее шею. Дженнифер подалась к нему, и Джек стал покрывать поцелуями ее шею. Дженнифер не хотелось закрывать глаза, — наоборот, хотелось смотреть, как он ее целует, но она не смогла. Как только его губы коснулись ее шеи, глаза Джен тут же закрылись.

Одной рукой она обняла его, а пальцы другой ощупывали его лицо, как делают слепые. Сначала Джек просто нежно касался ее губами, но вскоре поцелуи стали нетерпеливее; обойдя подбородок, он нашел ее губы и принялся целовать их — грубо и нежно, грубо и нежно. Сознание Дженнифер захлопнулось, как и ее глаза. Следить за тем, что происходит, было совершенно невозможно. И она перестала, не ощущая ничего, кроме его рта и его больших грубых и нежных рук, которые скользили по всему ее телу. Джек встал перед Дженнифер на колени и расстегнул ее блузку. Прижавшись лицом к ее груди, он принялся целовать нежную кожу, а его руки искали застежку бюстгальтера. «Он расстегивается спереди», — подсказала Дженнифер, и он обнажил ее груди, посмотрел на них и застонал. «Джен, ты такая красивая, Господи, просто невероятно». Он целовал ее грудь, упиваясь ее упругой мягкостью и нежной гладкостью кожи. Дженнифер стонала, ее глаза совсем закрылись, руки вцепились в его светлые волосы, она окончательно растворилась.

«Я не могу поверить, что я взаправду здесь, с тобой. Не могу поверить, что ты целуешь меня. Не могу поверить, что ты целуешь меня». Ведь об этом, о его губах, о его руках на своем теле мечтала она каждый день последние четыре года. Она мечтала полностью раствориться на его губах.

Джек отнес Дженнифер в спальню, не переставая целовать. Он уложил ее на кровать и начал расстегивать ремень. Расстегивать ремень. «Я лежу на его кровати». Дженнифер смотрела, как он это делает, не осознавая, что происходит; она сходила с ума от желания чувствовать его.

И она получила его. Через несколько секунд он уже вошел в нее, и единственной ее мыслью было: О Боже, неужели это так бывает?

— О, ты такая влажная… Ты готова принять меня.

Он застонал. Она тихо ответила. Она была здесь, с ним, прижатая к его широкой гладкой груди, в кольце его мускулистых рук, и светлая грива закрывала его красивое пьяное лицо, склонившееся к ней. Она была здесь, с ним. И так любила его, что была готова для него всегда.

Джек был слишком пьян, чтобы управиться быстро. Они попробовали и так, и этак. Дженнифер, впервые в жизни видевшая так близко обнаженного мужчину, побывала и сверху, и снизу, и во всех мыслимых позах. Лаская его, Дженнифер подумала, что это определенно доставляет ей удовольствие. «Он для меня первый во всем». Джек приладил рядом с кроватью зеркало, чтобы они могли видеть себя. И они прошли весь круг сначала. Он не причинил ей сильной боли, так как она не была девственницей в полном смысле слова. Но после столь активных упражнений она все же ощутила некоторый дискомфорт. Дискомфорт это или что-то другое, думала Джен, но даже если бы было в тысячу раз больнее, она все равно согласилась бы, лишь бы ему было хорошо, и лишь он был рядом, и она могла раствориться в пространстве, в пространстве по имени Джек.

Наконец он упал на нее, весь в испарине, утомленный, и мгновенно уснул. Дженнифер приказала себе не огорчаться.

Джек был тяжелым и влажным. Его волосы спутались, дыхание было неровным. Дженнифер погладила его ноги, провела пальцами по спине и поцеловала в висок.

Как долго пролежала она без сна? О чем она думала? Ни о чем. Ни о чем — и обо всем. Она думала о том, как они снова займутся сексом, как он поцелует ее на улице на глазах у всех, и о совсем невозможном — что он пригласит ее в качестве своей девушки на выпускной вечер. Она вспомнила, что не приняла никаких мер предосторожности, ей даже в голову не пришло воспользоваться противозачаточными средствами. Он даже не спросил ее об этом и, конечно же, ничего не сделал сам. При мысли о беременности Дженнифер засмеялась. И подумала: «Я люблю его. Я влюблена в него. И только это чувство я хочу испытывать, оставаясь наедине с мужчиной. Именно это чувство я хочу испытывать, когда смотрю в лицо, склонившееся надо мной, и если я этого не чувствую, то не чувствую ничего». Все другое — иллюзия. Дженнифер поглаживала Джека по спине кончиками пальцев, вспоминая те годы, когда они были просто друзьями. «Помнишь, как мы играли в софтбол, Джек? Помнишь Шанга Парк? До того, как ты стал капитаном? Помнишь то время?» Постепенно она уснула.

Она проснулась, а Джек все еще лежал на ней. Он быстро поднялся, пробурчав какие-то извинения, и убежал ванную. Вернувшись, он сразу натянул брюки. Присев на кровать рядом с Дженнифер, Джек потер виски.

— Джен, сейчас шесть часов, твои родители, наверное, сходят с ума?

«Мои родители? Я, это я схожу с ума».

— Да, наверное.

Дженнифер улыбнулась ему, и Джек широко улыбнулся в ответ.

— Ты не думаешь, что тебе пора домой?

— Если ты думаешь, что мне пора домой, то и я так думаю. Но я могла бы им позвонить.

Джек казался удивленным.

— Позвонить? Единственная дочь родителей-итальянцев, ты можешь позвонить им в шесть утра и сказать… что ты им скажешь?

Дженнифер на секунду задумалась. Она не хотела уходит.

— Если ты думаешь, что мне пора уходить, я уйду, — тусклым голосом повторила она.

Джек не ответил, они не смотрели друг на друга.

— Хорошо, — сказала она и поднялась с кровати, все еще обнаженная. — Я все поняла.

Дженнифер оделась, и Джек, все еще в одних брюках, проводил ее до машины. Его рука опустилась ей на плечо.

— Послушай, — сказал он. Его голос показался ей холодным как лед. — Извини. Мне действительно хотелось этого, и я рад, что мы были вместе. Надеюсь, ты понимаешь.

Она поняла. Конечно. Она растянула губы, надеясь, что у нее получилась улыбка, а не гримаса, и Джек наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Я позвоню тебе, — сказал он. — Будь осторожна на дороге.

Дженнифер тронулась с места. Она ехала и ехала по городу. Вместо того, чтобы повернуть домой, она двинулась Лоуренсу, обогнула территорию Канзасского университета, потом поехала к Эодора, потом к Де Сото, и долго просидела на краю заброшенного кукурузного поля, утратив представление о времени и пространстве. Потом направилась к дому Талли. Обошла вокруг дома и долго бросала в окно подруги камешки, до тех пор, пока один не попал прямо в голову спящей за столом Талли.