Через несколько дней Хедда подхватила какой-то тяжелый грипп и слегла на десять дней. Тетя Лена взялась ухаживать за ней, а дядя Чарли старался не попадаться никому на глаза,

В конце концов, когда тщедушная фигурка Талли уже не могла скрыть пьяных усилий дяди Чарли, Линн и Тони Мандолини отвезли девочку в Вичиту. Тогда, в конце 1973-го, получить разрешение на аборт было непросто и очень дорого. Пришлось ехать в Вичиту. Бесконечные объяснения: как и почему Линн и Тони так долго не замечали состояния дочери — так они называли Талли — и не предприняли никаких действий. Какое «состояние»? Какие «действия»? О чем они говорили?

От Талли требовалось только на один день назваться Натали Мандолини. Она была не против. Один день у них с Джен была общая фамилия.

Линн и Тони сидели вместе с Талли в приемном покое, пока не появилась медсестра и не вызвала Натали Мандолини. Услышав это имя, Талли поднялась и пошла.

Талли была самой юной в клинике. Чтобы оградить ее от лишних потрясений, ей дали наркоз. Очнулась она, когда уже все было кончено. Когда Талли проснулась, у нее началась истерика, она кричала, не переставая, так, что в конце концов сестра была вынуждена привести в палату Линн, чтобы та успокоила свою дочь, перепугавшую остальных пациентов. Но Талли была невменяема, она не узнавала Линн, не видела сестру, не сознавала, где находится — только кричала, кричала, кричала…

Не видя другого выхода, ей ввели сильное успокоительное, а на следующий день Тони и Линн увезли Талли домой. Всю дорогу лил кошмарный дождь.

Вернувшись в Топику, Линн и Тони сводили Дженнифер, Джулию и Талли поесть мороженого, а потом в кино. Но Талли, когда пришло время отправляться домой, захныкала, уцепилась за сиденье и стала просить позволить ей еще остаться у них. Джен одобрительно захлопала в ладоши, и Линн и Тони охотно согласились. Оказавшись дома, Линн попросила Талли позвонить матери, сказав, что та волнуется, но Талли лишь покачала головой.

— Она болеет. Зачем ее беспокоить? — только и сказала она.

Однако в конце концов Талли предстояло вернуться домой, к Хедде, тете Лене и дяде Чарли.

— Улыбайся, мой маленький Бумеранг, — шептала. Талли, раскачиваясь на подоконнике дома номер 1501 по Техас-стрит. — Улыбайся.

Две недели спустя состоялась свадьба Шейки.

И не только ее. Два брата Робина наконец-то тоже женились. Стив взял в жены свою давнишнюю подружку — Карен — и надо сказать, он не очень торопился, если учесть, что у них уже было двое ребятишек. Брюс женился на широкоплечей девушке, с которой познакомился совсем недавно, но она была дочерью фермера, и это во многом определило его выбор. Звали ее Линда, и ей сразу понравилась его ферма, а это Брюс мог сказать далеко не о каждой девушке, с которой встречался.

Двадцатого сентября в одном из самых фешенебельных мест Топики, «Шоуни Кантри клубе», состоялся званый обед по случаю свадьбы Шейки. Венчались новобрачные в методистской церкви. Стоя среди гостей, Робин пожалел, что на их с Талли свадьбе этой традиции не отдали дань. Однако тут же ощутил наплыв безотчетной радости оттого, что так долго отказывавшая ему Талли все же согласилась стать его женой.

«Как бы то ни было, я всегда поступаю достойно», — думалось ему, но в то же время слишком хорошо было известно, что это ложь. Робин почти не сомневался, что не он повлиял на решение Талли оставить ребенка, хотя для нее это означало полный отказ от жизни, которую она вела и хотела вести. Подобные мысли настроения не улучшали, и Робин попытался сосредоточиться на происходящем.

Иногда ему хотелось спросить Талли, почему она все-таки вышла за него, но он сомневался, что услышит в ответ правду. А иногда ему хотелось спросить жену, не жалеет ли она, что оставила ребенка и вышла за него. На это он тоже не отваживался, и иногда ему казалось, что он успеет поседеть, прежде чем решится заговорить с Талли о чем-то, кроме обыденных пустяков.

Робин, оглянулся на жену и ребенка — пухлый младенец сидел на коленях у матери и вертел во все стороны головкой в ожидании, когда его снова будут кормить. Талли без смущения встретила пристальный взгляд мужа, лишь легким движением головы приказав ему смотреть вперед.

Шейки прекрасно выглядела в белом подвенечном платье. Фрэнк в белом смокинге и коричневом жилете словно сошел с рекламной картинки. Оба казались очень взволнованными, особенно во время обмена клятвами: Робину вспомнилась его собственная свадьба — они с Талли стояли как провинившиеся школьники, не поднимая глаз от земли. Она была в бежевом платье, он — в костюме, в очень хорошем черном костюме от Армани, но все-таки не в смокинге.

Робин обернулся к Талли.

— Шейки чудесно выглядит.

— Она всегда чудесно выглядит. Тише.

— Дурак этот Джек, — добавил он тихонько.

— Ш-шш, — прошептала Талли чуть громче, оглядываясь по сторонам.

Несколькими рядами впереди сидел Джек собственной персоной в безупречном смокинге. Робин насмешливо покачал головой. Смокинг! Какой смысл надевать его, если твоя подружка выходит замуж за другого?

На церковном дворе, ожидая выхода жениха и невесты, Робин спросил Талли, как Шейки отнеслась к тому, что Джек пришел на свадьбу.

— Она сама пригласила его. Ты только взгляни на нее, — ответила Талли.

Робин кивнул в знак согласия — не похоже, чтобы Шейки переживала по этому поводу. Она вся светилась от радости, принимая поздравления, целовала всех в обе щеки, благодаря за то, что пришли, восхищалась туалетами дам. Робин наблюдал, как празднично нарядный Джек подошел поздравить молодую пару. Джек был на высоте; Подойдя к Фрэнку, он дважды потряс ему руку и, глядя прямо в глаза, сказал:

— Молодец, парень.

Затем повернулся к Шейки. Она слегка смутилась, и, выдавая волнение, щеки ее покрылись нежным румянцем. Джек же, не моргнув и глазом, пожал ей руку, расцеловал в обе щеки и сказал:

— Ты молодец, Шейки. Будь счастлива.

Робин удивленно покачал головой. Нагнувшись к Талли, он прошептал:

— Ты должна познакомить меня с этим парнем.

Талли промолчала, но Робин был уверен, что она слышала его просьбу… Вместо ответа она отвернулась, поджав губы.

На свадебном обеде Робин танцевал со своей женой.

Было время, когда она танцевала в… но он не хотел думать об этом. Он не хотел думать и о том, сколько же прошло времени с тех пор, как они танцевали вместе в последний раз. И все-таки от таких мыслей было непросто избавиться. Прошлым летом. Четырнадцать месяцев назад? Он легонько прижимал ее к себе, изумляясь ее грации, чувственности, ее чудным волосам, так отросшим за последнее время. Ее глаза, обычно такие холодные и равнодушные, загадочно мерцали. Танцуя, она была обворожительна и хорошо знала это. И Робин поцеловал ее прямо здесь, во время танца, в залитом светом зале. И его поцелуй не нарушил ритма их движений. Она ответила на поцелуй и смущенно улыбнулась, не сбавляя темпа. Он крепко прижал ее к себе и сквозь тонкую материю платья почувствовал упругую грудь. После рождения Бумеранга Талли, слава Богу, прибавила в весе и стала от этого еще красивее.

Талли было жаль, когда танец кончился.

— Ты затмеваешь невесту, — заметил Робин, подводя жену к столику.

— Не может такого быть, — повела плечом Талли. — Ты только посмотри на нее.

Распределяя места для гостей, Шейки, видимо, решила порезвиться, ибо она посадила Джека за столик Робина и Талли. Гости начали рассаживаться, и Джек оказался рядом с Талли. Та лишь чуть кивнула, даже не подумав представить его мужу.

Робин выждал несколько минут и тихонько толкнул под столом Талли.

Она слегка задержала дыхание и, наконец, произнесла:

— Джек, это Робин, мой муж. Робин, это Джек.