Миссис Мандолини, спотыкаясь, сбежала по ступенькам, схватила отвертку и, снова взбежав наверх, опустилась на колени перед замочной скважиной и, как сумасшедшая, начала выворачивать шурупы из замка — в правой руке отвертка, левая утирает пот с лица, — не переставая заклинать: «Дженни Линн, Дженни, все будет хорошо, дорогая, все будет хорошо».

Талли за ее спиной сложила руки у груди. «Да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя на земли, яко на небесах…»

Линн, наконец, вывернула шуруп и, не трогая второй, налегла плечом на дверь, а Талли опустила голову и стиснула трясущиеся руки. «Хлеб наш насущный даждь нам днесь, и прости нам грехи наши, якоже и мы простим тех…»

Глаза Талли были плотно закрыты, но уши все слышали, потому что только глухой или мертвый мог не услышать, как страшно закричала Линн Мандолини, когда, наконец, вышибла дверь и нашла свою дочь.

Это случилось незадолго до того, как Талли окончила школу. Она все еще работала по четвергам в Уэшборнском детском саду, и однажды к ней подошла Трейси Скотт. Ширококостная женщина лет двадцати пяти, она носила короткие юбки, выставляя напоказ выше колен такое количество обильной белой плоти, которое Талли предпочла бы не видеть.

Дэмьен, трехлетний сын Трейси, ходил в малышовую группу. Талли не знала точно, сколько зачетов обязаны сдать студенты, чтобы их детей зачислили в Уэшборнский детский сад, но, послушав Трейси, пришла к выводу, что не так уж и много.

Трейси Скотт пришла узнать, не согласится ли Талли присматривать за Дэмьеном летом — примерно пять-шесть вечеров в неделю.

— Мой новый друг — музыкант, — объяснила она Талли. — А я, я хочу быть рядом с ним, вы понимаете, чтобы поддерживать его, когда он играет. Он — хороший музыкант. На самом деле. Вы бы сказали то же самое, если бы услышали его. Может быть, как-нибудь вы придете посмотреть, как он выступает?

Талли раздумывала. Где живет Трейси?

— Прямо напротив Уайт Лэйкс Молл. Недалеко от Канзаса. Ну, то есть наш дом прямо за Канзасом. Один-два раза в неделю мы задерживаемся допоздна. Это зависит от того, где мы получим ангажемент. Раньше я брала с собой Дэмьена, но, мне кажется, Билли это не очень-то нравится. Дэмьен начинает капризничать. И потом ребенку нужна… как бы это сказать… Тишина. Он ведь еще маленький. Наверное, быть далеко от дома так поздно не очень-то хорошо для Дэмьена? Вы не согласны?

Талли была более чем согласна.

— Я не смогу платить много, Талли, — сказала Трейси. — Но Дэмьен очень любит вас, он рассказывает о вас дома. Я могла бы компенсировать невысокую оплату, предоставив вам комнату и стол. Как вы на это смотрите? У меня есть свободная комната, где вы могли бы жить. Что вы на это скажете? Вы подумаете над этим?

Талли сказала, что подумает.

Через несколько дней, когда Хедда возвращалась домой с работы, дорогу ей преградила незнакомая худенькая девушка в футболке и обтрепанных бриджах. Какое-то время девушка молчала, но наконец набралась смелости и заговорила с ней.

— Вы Хедда Мейкер? — спросила она.

— Кто вы? — Хедда с сомнением оглядела девушку.

— Вы не знаете меня, — ответила девушка, — но я знаю вашу дочь.

Хедда сразу ускорила шаг.

— Как вас зовут? — спросила она девушку.

— Гейл, — ответила девушка, стараясь не отставать от Хедды. — Гейл Хоувен.

— И вы хотите мне что-то сказать?

— Гм-м, да, гм-м, ну, да. — Гейл явно волновалась. — Вы получили мое письмо?

— Какое письмо? Вообще-то я очень устала, Гейл, — сказала Хедда. — И хочу пойти домой.

Казалось, это приободрило девушку.

— Миссис Мейкер, — начала она. — Я думаю, вы должны знать, что ваша дочь встречается с моим парнем о с самого сентября.

— Да? — удивилась Хедда.

— Она познакомилась с ним на дне рождения у Дженнифер, и с тех пор они встречаются два-три раза в неделю!

— Три раза в неделю?. Ха!

— Да, мэм, — сказала Гейл. — Она обманывает вас. Я просто подумала, что, возможно, вам не помешает об этом знать.

— Ну что ж, спасибо, Гейл, — ответила Хедда, — но я все знаю.

Это заявление поставило Гейл в тупик.

— О-о, о-о, — только и смогла произнести она.

— Моя дочь уже взрослая, — сказала Хедда. — И может делать то, что ей нравится. А мне пора домой, Гейл.

— Да, конечно, миссис Мейкер, — сказала Гейл, застыв посреди дороги.

— Знаешь что, Гейл?

— Что, миссис Мейкер?.

— Может, тебе лучше попытаться найти другого парня? Или ты больше никому не нужна? — спросила Хедда напоследок и ушла не оборачиваясь.

Дома Хедда стала ждать Талли. Она не приготовила ужин. Она не стала разговаривать с Леной. Телевизор был выключен. Хедда сидела и ждала. В семь тридцать она попросила Лену подняться в свои комнаты.

Талли не было дома до восьми часов. Она ездила смотреть жилище Трейси Скотт. Трейси жила в трейлере — в трейлере, подумать только! И не просто в трейлере, а в грязном, заброшенном трейлере, с ворохом грязного белья и горой грязной посуды, между которыми сновал грязный Дэмьен. Вот это больше всего возмутило Талли. Трейси извинилась за беспорядок и запах.

— К сожалению, я была так занята, что даже не успела прибраться.

Но Талли почему-то сомневалась, что Трейси Скотт хоть когда-нибудь успевает убираться. У нее создалось впечатление, что грязь в трейлере поселилась давно, и скорее всего — навсегда. «Ну и ну, — думала Талли по дороге домой. — Хорошо, что я съездила к ней, прежде чем соглашаться».

Талли вошла в дверь и, увидев, какое лицо у матери, быстро сказала:

— Прости, что я так поздно, мам, я засиделась у Джулии.

Хедда встала с дивана, пересекла комнату и со всей силы ударила Талли кулаком в лицо. Удар отбросил Талли назад, она упала. Хедда, не говоря ни слова, вся в поту, подошла ближе и ударила Талли в живот.

Она била и била, и Талли начала выть. Ее крики через открытую дверь уносились на Гроув-стрит, и на улице начали собираться соседи. Они перешептывались, но никто не осмеливался приблизиться к дому.

— Ма! — кричала, лежа на полу, Талли, пытаясь уползти из-под ног матери. — Прекрати это, прекрати, прекрати!

Наконец ей удалось встать на ноги и закрыть лицо руками, в то время как мать с пеной у рта молотила ее кулаками и повторяла свистящим шепотом: «Шлюха, шлюха, шлюха».

Талли узнала, что такое страх, в два года; познав страх, она поняла, что такое ненависть, а научившись ненавидеть, она научилась молчать. Но в тот вечер в ней внезапно проснулось новое чувство. Пока она, закрывая лицо руками, пыталась защититься от ударов, Талли почувствовала, как в ней поднимается ярость. И своей неожиданной силой эта ярость буквально подняла Талли с пола. Она схватила мать за руку и отшвырнула ее к стене, зашипев: «Прекрати! Прекрати немедленно, ты, чокнутая, прекрати!»

Хедда была намного сильнее Талли, и гнев дочери только придал ей мощи. Она навалилась на Талли, схватила ее обеими руками за шею и принялась душить. И Талли, почувствовав, что не во сне, а наяву не может дышать, повела себя очень странно. Она так часто просыпалась вся в поту, страшась близкой смерти, что в первый момент ей показалось, что это сон, и, как во сне, Талли задыхалась как бы в замедленном темпе и не сопротивлялась. Слишком привыкнув к этому ощущению, она даже не попыталась глотнуть воздуха. Но прошло несколько секунд, и она напрягла колено и со всей силы, на какую была способна, ударила Хедду в пах. Хедда охнула и отпустила ее. Увидев руки Хедды между ног, Талли осмелела. Оскалив зубы, она схватила Хедду за волосы и принялась дергать их во все стороны, не переставая шипеть: