Поэтому Талли пошла дальше без Дженнифер. Она шла многие мили или годы. Талли думала, что движется вперед, но пейзаж вокруг был тем же самым, и она не могла определить, так ли это на самом деле.

И потом, впереди, перед Талли возник тот же мексиканец. С ним больше не было Дженнифер, но в руках он держал все ту же флягу с водой. Он простирал руки к Талли.

Талли проснулась в голубой предрассветной дымке и первое, что она увидела справа от себя, — это палатка. Та самая палатка. Серая палатка, в которой они спали, когда были детьми, и в эти первые мгновения утра, еще не совсем очнувшись от сна, Талли повернулась налево и прошептала: «Джен…?»

Она увидела Джулию. Талли быстро отвернулась. Она лежала на животе и тихо дышала, уткнувшись лицом в росистую траву.

Через несколько минут она тихо поднялась, оделась и ушла.

Джулия проснулась в своей палатке, потянулась и посмотрела на спящую рядом Лауру. Они неплохо устроились здесь — посреди пустыни, но вставать на рассвете было убийственно. Сегодня была ее очередь идти за водой на колодец. Она выбралась из палатки так; чтобы не разбудить Лауру, сходила в туалет (примитивное деревянное сооружение), почистила зубы, взяла два больших ведра и пошла к колодцу. Наносив воды, подошла к молодым кустикам помидоров и откинула пленку, которой их укрывали от ночного холода. Если вовремя не снять пленку, как только встанет солнце, помидоры превратятся в томатную пасту.

Потом она пошла в общую палатку и приготовила кофе в большом чайнике — столько, чтобы хватило двадцати заспанным капризным кофеманам. Наконец Джулия присела и, пока кофе настаивался, пролистала охапку газет, журналов и писем, которые два раза в неделю доставлял им местный почтальон. Джулия увидела открытку с изображением Топики, вид сверху. Равнины, холмы, и в самой середине — городок. Она узнала бы его где угодно. Улыбаясь, она перевернула открытку. Открытка была от Талли, датирована пятым августа 1981 года, и на ней было только несколько слов, нет — взволнованный вскрик: «Я выбрала своего учителя!»

Не выпуская руля, Джулия открыла окно.

— Лаура! — взволнованно воскликнула она. — Вдохни! Какой воздух! Это Топика. Тут невозможно ошибиться.

Лаура покачала головой.

— Замечательно.

Джулия оставила Лауру в покое. Она по собственной воле покинула Топику и путешествовала, потому что ей это нравилось. Так продолжалось уже больше года. Но так будет не всегда, убеждала себя Джулия. Пока они молоды, и это здорово, и… почему бы нет?

Джулии не было пятнадцать месяцев, и все это время она вспоминала заросли хлопчатника, склоняющиеся к плодородной земле, плавные очертания холмов, покрытых высокой травой. Боль, которую она при этом испытывала, могла сравниться только с другой болью ее жизни.

Джулия ненавидела возвращаться домой. Ненавидела постоянно, с тех пор как уехала на северо-запад. И ненавидела свою ненависть. Ей хотелось полюбить дорогу домой, как она любила это раньше. Топика все еще оставалась безусловным, вечным, трогательным домом.

Она натянуто улыбнулась.

— Нет, правда, я скучала. Скучала по дому. Мои родители готовы убить меня за то, что я столько времени пропадаю.

«И Талли тоже, — подумала Джулия, и ее улыбка погасла. — Талли тоже убьет меня за то, что я не писала все эти пятнадцать месяцев. Я даже не знаю, где она сейчас». Запоздалое чувство вины снова охватило ее как всегда, когда она думала о Талли.

Джулия съехала с южной автострады-70. Остались позади Рамада, потом Холидэй Инн. Лаура ждала ее сразу за Капитол-Плаза; она забралась в машину и теперь рассеянно смотрела в окно. Они проехали проспект Топики и двинулись вниз по Тенс-стрит.

— Ну, как тебе? — спросила Джулия у спутницы, стараясь казаться общительной, но все ее мысли были заняты Талли.

— Хм, типичный город Среднего Запада. И никого на улицах. Ни души. Куда все подевались, а?

Джулия притормозила, глядя направо.

— А вот потрясающее место! — воскликнула Лаура. — Что это, католическая школа?

Джулия бросила взгляд на цветные витражи, тюдоровскую башню.

— Это Высшая школа Топики.

Мгновение Лаура внимательно смотрела на Джулию, потом пожала плечами.

— Ха. Вот оно как. Всего лишь Высшая школа, да? Ну, мы живем… — Она почесала затылок и стала смотреть на дорогу. — Я даже не помню, где училась. Помню только когда.

Джулия медленно вела машину, наблюдая за дорогой и думая о том, что она вот слишком хорошо помнит, где училась. Помнит год окончания Высшей школы. Раньше все это очень много значило для нее.

Откашлявшись, Джулия сказала:

— А знаешь ли ты, что видела самое дорогостоящее здание Высшей школы в Соединенных Штатах?

— А, к черту, поехали дальше, — отмахнулась Лаура.

— Нет, правда, — настаивала Джулия. — На его строительство потратили более полутора миллионов…

— Джулия, Джулия… Я совсем не имела в виду: К черту, я тебе не верю, поехали. Я хотела сказать: «К черту, кому это интересно, поехали». Забудь свое прошлое, будь оно неладно. Мы живем сейчас.

Джулия притихла. «Живем. Ха, — думала она, подражая стилю Лауры. — Еще как живем. У нас есть фургон и тент. Мы ездим по стране и вкалываем, как батраки. По семь месяцев не бреем ноги и не знаем, когда в следующий раз сможем принять душ. Захватывающе».

Проехав полквартала, они свернули направо на Вайн, где стоял дом Джулии, как всегда свежевыкрашенный. «Но теперь-то уж я уверена, что скоро приму душ, — сказала себе Джулия. — Всего через тридцать минут я буду лежать в моей горячо любимой ванне».

— Джулия!

— Мама!

Анджела Мартинес так страстно обняла свою дочь, что у той перехватило дыхание.

— Мама, мама… — смущенно рассмеялась Джулия, мягко отстраняясь. — Мам, это Лаура.

И она решительно подтолкнула подругу вперед. Анджела оглядела девушку и улыбнулась.

— Рада познакомиться. Мы много слышали о вас, Лаура. — Она повернулась к Джулии: — Я ждала тебя не раньше следующей недели.

Джулия быстро взглянула на Лауру.

— Знаю, но в Линкольне мы освободились быстрее, чем ожидали. Думаю, у нас скоро будет другая работа. Сбор урожая Возле Дес Майнес. Боюсь, мы недолго здесь пробудем, хотя мне бы очень этого хотелось. Сентябрь у нас всегда очень загружен.

Анджела кивнула.

— Да, я знаю… Твой дедушка — мой отец, упокой Господи его душу, был сезонным рабочим. Он переехал из Мексики и работал, как раб, в сентябре и круглый год, лишь бы его семья могла вести нормальную жизнь. Был бы от этого хотя бы какой-то толк.

— Ладно тебе, мам…

Анджела лишь всплеснула руками.

— Ты только что приехала и уже говоришь мне, что долго не пробудешь. Вы хотите сесть? Обед будет не раньше шести. Ты же знаешь своего отца. Приготовить вам сандвичи?

Девушки согласно кивнули и пошли за Анджелой на кухню.

— Мама, а Талли появлялась?

— Спросила бы лучше вначале про своих братьев, Джулия Мартинес! А то сразу про Талли!

— Ма, про братьев я все знаю, а вот что с Талли — нет.

— Ну конечно, — сказала Анджела, неодобрительно глядя на свою дочь и Лауру. — Я полагаю, тяжело найти ручку и бумагу посреди поля.

— Да, мама, — ответила Джулия, думая про себя: «Я заслужила ее недовольство, знаю, но неужели так необходимо портить нашу первую встречу?» — Так ты видела ее?