— Она так сказала? — холодно осведомился Джек. — И что же?

— И ничего. Я ответила, что вряд ли пойму тебя неверно, так как вообще не собираюсь заниматься толкованием твоих слов и поступков.

— Великолепно.

Тут кабинка наконец пришла в движение, и они замолчали.

^: Когда они снова оказались на земле, Бумеранг уже выдохся. К счастью, у них с собой была прогулочная коляска. Буми сел в нее, держа на руках Джонатана, и почти сразу заснул, несмотря на громкую музыку, яркие праздничные фонарики, запахи сосисок, перца и печеного теста. Талли и Джек обошли торговые ряды. В тире Джек выиграл для нее большую резиновую утку.

— Неужели Робин никогда не спрашивает, где ты проводишь субботу и воскресенье? — спросил он.

Талли не хотелось говорить о Робине.

— Спросил бы, если бы был дома, — ответила она.

— Он не спрашивает у Буми?

— Спрашивал как-то, Буми ответил, что мы были на озере. Ведь это правда. Робин так занят работой и футболом, что, по-моему, вообще не замечает нашего отсутствия.

— Думаю, он все замечает.

Честно говоря, Талли тоже считала, что Робин обратил внимание на их отлучки. Почти каждую неделю Робин приглашал ее поехать посмотреть матч, съездить с ним в Манхэттен или навестить его братьев. И каждое воскресенье Талли отказывалась.

Покашляв, чтобы скрыть смущение, Талли снова обратилась к Джеку:

— Слова Шейки о том, что я могу неверно тебя понять, удивили меня. Но, возможно, я заблуждалась в другом отношении.

— В каком другом? — спросил Джек.

— Ну, я думала, мы друзья…

— Друзья, — подтвердил он,

— Да, и друзья рассказывают друг другу… о незначительных событиях. Но когда я обнаружила, что ты ничего не рассказал мне о вашей встрече с Шейки…

— Нечего было рассказывать, — перебил ее Джек.

— Я подумала, — продолжала она, — что, возможно, ты не сказал мне ничего потому, что неверно оцениваешь мои чувства.

— Твои чувства? — Джек улыбнулся. — Твои чувства ко мне?

Она слегка смутилась.

— Наверное, «чувства» — слишком сильно сказано…

— Нет, нет. Не надо брать свои слова обратно, — почти умоляюще сказал он.

— Ты неправильно меня понял, — объяснила Талли. — Я считала, что мы друзья, но когда ты не рассказал мне, я стала думать, что, может быть, ты видишь в наших отношениях что-то большее, из-за чего я могу, как ты выразился, ревновать.

— Конечно. А дело обстоит совсем не так.

— Правильно. Я только хотела, чтобы ты знал это, — сказала Талли.

— Конечно, благодарю тебя. Благодарю тебя за абсолютную честность со мной, — произнес Джек.

Но в глазах его мелькнули лукавые искорки, и Талли снова почувствовала волнение.

«Он не верит мне, — думала она. — Да и почему он должен верить? Мы все лето катались вместе на лодке».

Они стояли у лотка со сладостями, и Джек сказал:

— Не беспокойся о Шейки. Это пустяки. Она расстроилась и могла специально ляпнуть что-нибудь обидное. Но ты не слушай ее, Талли Мейкер.

— Я поняла, — ответила Талли. Но еще одно не давало ей покоя. — Гм… Джек? Шейки сказала мне, что ты поцеловал ее.

Он запустил руку в свою густую шевелюру.

— Она так сказала? Не придавай ее словам значения.

— Так ты не целовал ее? — Ее голос звучал чуть более ласково и оживленно.

— Да, — сказал он, переводя дыхание. — Я поцеловал ее. Потому что она попросила. Попросила ради наших прошлых отношений.

— Джек! — прервала она его. — Я не спрашивала тебя, почему. Я только спросила, так ли это.

— Забудь о ней, Талли, — старался успокоить ее Джек. — Между мной и Шейки все кончено. Ты знаешь это, и она тоже. Забудь то, что она тебе сказала.

Талли была настроена скептически.

— Если ты говоришь, значит, так оно и есть. Хотя в это трудно поверить. Она такая красивая.

Джек молча поправил длинную прядь, упавшую на лицо Талли.

— Хочешь еще на чем-нибудь покататься или пойдем?

— Хочу, — ответила Талли.

Они снова пошли на чертово колесо. Спящего Буми Талли посадила к себе на колени, а Джек примостился рядом с ней.

Солнце уже село, остались только фонарики внизу, в сумерках, и звездное небо над их головами.

— Талли… — произнес Джек, заглядывая ей в лицо.

Джек был так близко, что Талли чувствовала на щеке его теплое дыхание. Он был так близко, что она боялась взглянуть на него, встретиться с ним взглядом, боялась, что так высоко в воздухе, куда доносились лишь отголоски играющей внизу музыки, среди мерцающих огоньков, где они были только вдвоем, Джек мог бы поцеловать ее. Однако он сказал только:

— Знаешь, сезон ремонтов подходит к концу.

Она молчала, словно и не слышала его слов.

— Но он не кончается в Калифорнии, — произнесла она чуть слышно.

— Не кончается, — согласился он. — Я так и не покрасил твой дом. Надеюсь, я все же сделаю это следующим летом.

— Да, мы были слишком увлечены игрой в песочек, — вздохнула Талли, любуясь огнями внизу. — Помолчала и добавила: — Когда ты думаешь ехать?

— На этой неделе, — ответил Джек, беря ее за руку.

И ей захотелось заплакать. Но это длилось одно мгновение.

Колесо остановилось. Талли неохотно спустилась на землю, — так жаль было расставаться с дыханием Джека на своей щеке.

Пока они брели через темное поле к стоянке, Талли спросила, о чем Джек говорил с Шейки.

— Если хочешь, я все тебе расскажу, — ответил он, пытаясь разглядеть ее в темноте. Шум ярмарки стихал вдали.

Какое-то время они молчали, потом Талли спросила:

— Шейки сказала мне, что я заблуждаюсь относительно твоих чувств. Скажи мне, это действительно так?

— Да, — ответил он.

Она тихонько рассмеялась.

— Правда?

— Да, — опять повторил он.

— Как же так? — Она улыбнулась и взяла его за руку. — Я вообще не знала, что у тебя они есть.

— Теперь знаешь, — ответил Джек, не глядя на Талли.

Она мягко убрала свою руку с его руки, и весь остаток пути они молчали, пока наконец не приехали к церкви Святого Марка, где Талли оставила свою машину. Джек поцеловал спящего Бумеранга, перекладывая его в «камаро». Выпрямившись, он заглянул ей в лицо, но она отвела глаза. Придвинувшись к ней, он коснулся ладонью ее щеки.

— Спасибо за прекрасное лето, — сказал он мягко, не отнимая руки от ее лица.

Своей ладонью она накрыла его руку.

— Нет, это тебе спасибо. Спасибо за сегодняшний вечер.

Джек сел в машину.

— До свидания, Талли, — сказал он, заводя мотор. — Увидимся на Рождество.

Через неделю Талли, собрав все свое мужество, отправилась на кладбище одна. Она купила ножницы и подрезала ветки розового куста, который в последнее время выглядел как-то неряшливо. Потом Талли быстро ушла и не появлялась там в течение месяца.

В следующий раз она пришла туда в октябре. Но не принесла гвоздик. Она купила белые розы. После этого Талли опять стала ходить на кладбище каждое воскресенье, обязательно с букетом роз, хотя белые было найти труднее всего — обычно предлагали розовые или желтые. Вместо того, чтобы класть букет на землю, Талли привязывала его к голым веткам куста.

— Все будет хорошо, Мандолини, — шептала Талли. — Я иду почти по твоим следам. Но все будет хорошо.

В октябре у Хедды случился очередной удар, и, хотя он был не очень тяжелым, ее опять пришлось госпитализировать. Если раньше она могла двигать ногами благодаря физиотерапевтическим процедурам, которые оплачивал Робин, то второй удар свел на нет почти все улучшения. Теперь Хедда не могла пользоваться даже своей здоровой рукой. Почти до самого Дня Благодарения Хедда была под капельницей. Робин и Талли навещали ее через день и даже брали с собой маленького Робина повидаться с бабушкой. Но отсутствие Хедды в доме не принесло Талли облегчения. Она не переставала чуять ее запах. Весь первый этаж пропитался запахом Хедды — не помогла даже тщательная уборка, половина дома все равно пахла нашатырем, противно и удручающе.