— А что было со мной?

— Да так. Робин ведь, наверное, сказал тебе. Кусочек плаценты остался в твоем замечательном животике.

— Да, он мне что-то говорил. Его удалось извлечь?

— Да, они его удалили, — сказал Джек, положив голову ей на грудь. — Но им пришлось удалить также и матку, Талл. К сожалению.

Все тело Талли напряглось как струна. Она оттолкнула Джека. Тот встал и пересел в кресло.

Когда она снова обрела голос, то сказала:

— Зачем они это сделали? Почему не дали мне антибиотики или что-нибудь еще?

Джек покачал головой:

— Ничего не помогало, Талли. Тебе не становилось лучше.

Талли пристально посмотрела в глаза Джеку, вспоминая изможденное лицо Робина, потом посмотрела через стеклянную стену и спокойно спросила:

— Они поинтересовались, к какой вере я принадлежу?

— Да нет, по-моему, — ответил Джек.

Талли отодвинулась.

— Значит, мне было совсем плохо, да? Матка никуда не годилась… — Она потрогала свой живот — стало больно. — Вряд ли я смогу рожать, да?

Джек только грустно посмотрел на нее.

Через несколько минут вошла сиделка Крейн с Дженнифер на руках. Она молча отсоединила капельницу и положила Дженнифер к матери. Девочка спала. Талли и Джек общими усилиями растормошили ее. Малышка проснулась и заплакала. Джек помог Талли сесть. Его огромные руки почти оторвали ее от постели. Талли приспустила с плеч больничный халат и поднесла Дженнифер к груди.

— Господи, да осталась ли там хоть капля молока? — прошептала она.

Сиделка Крейн подошла к ней с бутылочкой смеси.

— Забудьте, — сказала она резко. — У вас ничего не осталось. Она уже привыкла есть вот это.

Сиделка вышла, и Талли повернулась к Джеку,

— Что это с ней?

— Не обращай внимания. Все они грубоваты. То и дело поднимают брови, считая их каким-то особым оружием.:

— Почему?

— Почему? Талли, мы здесь были вдвоем. Постоянно. Я привез тебя, а потом приехал Робин и сказал, что он — твой муж.

— Но он и есть мой муж.

— Правильно. Потому-то они все так и ходят с поднятыми бровями. Мы вместе в реанимации. Вместе в детском отделении и оба просим показать ребенка. Впрочем, сиделка из детского отделения вела себя прилично, но, может быть, она просто ничего не поняла? Или виду не показывала.

Талли посмотрела на ребенка, сосущего бутылочку.

— Я страшная неудачница, — сказала он. — Ужасно, что я не могу кормить ее грудью. А ведь это мой последний шанс. Больше я уже никого никогда не буду кормить грудью. Бумеранг был первым и последним. — Она попыталась избавиться от давящего кома в горле. — Если бы я знала, я бы кормила его вдвое дольше…

— Ох, Талли! — сказал Джек, поправляя простыню. — Ты ведь и так кормила его до двух лет?

— Двадцать месяцев. Но если бы я знала, что эти двадцать месяцев последние…

— Ну, успокойся, Талли. Могло быть и хуже.

— Ненамного, — прошептала она, стараясь не заплакать..

Они прислушались к посапыванию Дженнифер.

— Она такая хорошенькая, правда? — сказала Талли.

— Красавица, — подтвердил Джек.

— Посмотри на ее светлые волосики! — восторгалась она.

— Ты хочешь сказать, на ее лысую головку? Где ты тут видишь волосики? Я, например, не вижу.

— Вот! И вот! И посмотри на ее глазки!

— А где реснички? — спросил Джек.

— Джек, ты просто невозможен! Ты вообще-то на нее смотрел?

— Все время.

Талли нежно покачала ребенка.

— Ты держал ее на руках? — спросила Талли.

— Все время, — ответил Джек.

Они посмотрели друг на друга взглядом глубже океана. Они сидели молча, пока Джек, усевшись поудобнее в кресле, не спросил:

— Талли, кто отвезет тебя домой?

Талли зажмурилась, прячась от этого вопроса, а значит, и от всей своей жизни. Но Дженнифер сосала так громко! Невозможно было спрятаться от нее. Талли протянула Джеку руки.

— Джек, я должна поехать домой. Я хочу увидеть моего мальчика. Мне надо прийти в себя. Я не слишком хорошо себя чувствую, ты сам знаешь.

— Я знаю.

— Как только мне будет получше, как только я почувствую себя в силах, я поговорю с Робином. Мы решим, как будет лучше. Хорошо?

Джек покачал головой.

— Похоже, выбора у меня нет?

— Пожалуйста, Джек, — прошептала Талли. — Будь терпеливым.

— Терпеливым? Да я скоро буду святым! — закричал Джек.

Все закружилось вокруг него, когда он увидел ее глаза — в них были горечь и любовь.

— Мне так жаль, Джек, — прошептала она.

Через десять минут Дженнифер уже спала. Вошла сиделка Крейн, забрала ребенка и сказала, все так же приподняв брови:

— Мистер Пендел, вы должны уйти. Ее хочет видеть муж.

— Пошла к черту, — прошептал Джек, наклоняясь, чтобы крепко обнять Талли.

— Это относится к ней или ко мне? — улыбнулась Талли.

Он поцеловал ее в лоб.

— Джек! Это ты позвонил Робину и сказал, что я родила?

Джек кивнул, глаза его потемнели и стали грифельного цвета.

— Кто же еще? Кому еще было этим заниматься, Талли Мейкер? Ты была так далеко, что я не мог с тобой посоветоваться. Вот я и сделал то, что счел нужным.

— Уверена, что ты был на высоте, как всегда, — сказала она, голос ее дрогнул. — Во всем.

Джек прижал пальцы к губам, послал ей воздушный поцелуй и вышел. А Талли поднесла пальцы к глазам, как когда-то Дженнифер, чтобы не выплеснулось море ее печали. «Я вымотана, — подумала она, — я так вымотана, я как выжатый лимон, я устала. Но наконец-то не осталось никаких секретов. Больше не будет лжи. Молчания по телефону. Нетелефонных разговоров. Не надо больше притворяться друг перед другом». Мысли ее путались, и она задремала, представляя себе, что все еще держит Дженнифер на руках.

Талли проснулась и увидела, что Робин снова сидит в кресле, несчастный и угрюмый. Он выглядел таким брошенным, что Талли чуть не разревелась в голос. Она протянула ему руку свободную от капельницы, и он подошел, сел рядом и обнял ее обеими руками, а она гладила его затылок, спину и вздрагивающие плечи.

Во вторник Талли перевели в послеоперационное отделение. Там она провела неделю. От посетителей не было отбою. Кроме Робина, Джека и Джулии, Талли навещали родители Джулии, Шейки с Фрэнком, Брюс с Линдой, Стив с Карен и Тони Мандолини. Каждый день после школы забегал Бумеранг.

Пришли Шейки и Фрэнк. Улучив момент, когда они остались вдвоем, Шейки сказала: «Я видела машину Джека на стоянке, Талли».

— Видела? Ну и хорошо! — сказала Талли.

— Зачем он здесь? Ты не думаешь, что это слишком для бедного Робина?

— Ох, Шейки! Помолчи. Робину не нужна твоя жалость. А мне — твои оценки. Все складывается хорошо. И не забывай, когда ты родила близнецов, он приезжал и к тебе.

— Да, но он приезжал не один.

— А он и сюда приезжает не один. Он приезжает с Джулией.

— О Талли…

— О Талли… Все — хватит! Побереги слова, Шейки. Тем более что ты ничего не понимаешь! — резко перебила ее Талли.

— Талли! Ведь это то, о чем я тебе говорила.

— Вот и прекрасно! Ты была права! А теперь сделай одолжение и заткнись. Ты как пластинка, которую «заело».

— Талли, я тебе уже один раз говорила и опять скажу. Он разобьет тебе сердце.

— Ох, Шейки, и что из этого? Кому интересно мое дурацкое сердце?

Есть разбитое сердце Робина. И сердце Бумеранга. И Дженнифер. А еще — Джека Пендела. Так кому какое дело до ее дурацкого сердца?

Приехала даже Хедда. Ее привез Робин — она захотела проведать дочь. Талли притворилась спящей.

— Скажу тебе честно, — услышала Талли ее слова. — Ты — самое большое разочарование в моей жизни. Ты держишь первое место. Даже твой отец — на втором. Я получила его, когда ему было двадцать два, и прежде, чем стать моим, он уже много чьим побывал — маминым, папиным, бабушкиным. Но ты-то с самого начала была со мной — и гляди, какая неудача. Я даже говорить с тобой об этом не хочу. Мне просто омерзительно говорить с тобой, грустно и оскорбительно. Не знаю, за что ты так издеваешься надо мной? Мне только жаль твоего сына, Бумеранга, и девочку. И жалко Робина. Ты всем искалечила жизнь, всем, даже себе самой, и тебе на это наплевать. Ты думаешь, все будет, как раньше? Ты думаешь, все может быть по-прежнему? Думаешь, если бы твой отец вернулся ко мне и я бы приняла его, то все было бы по-прежнему? Господи, как я хотела, чтобы у меня была другая дочь! Другая дочь! Мы никогда не ладили с тобой. Я так хотела иметь дочь, с которой мы дружили бы. Иногда мне вообще казалось, что ты не моя дочь. Ты никогда не заботилась обо мне, ты желала мне смерти, я знаю, что желала. Я знаю, что ты не хотела, чтобы я жила вместе с вами. Ты мне угрожала пистолетом. Как ты могла? Что же это за дочь, которая так обращается со своей матерью? Нет, ты плохая дочь. И плохая жена. Этот человек любит тебя больше всего на свете, а тебе на него наплевать. Я никогда не могла понять, за что тебя так любит Бумеранг. А теперь эта малышка… Как ты будешь с ней? Как бы я порадовалась на старости лет, если бы она отплатила тебе за меня. Талли, я знаю, ты меня слышишь — у тебя кулаки сжаты, но можешь не отвечать. Я привыкла, что ты не отвечаешь мне. Все к этому привыкли.