— Ты мог приехать раньше.

— Я ничего о тебе не знал. Знал только, что ты по-прежнему живешь с ней. И ненавидишь меня. Твоя мать вплоть до 1981 года рассылала сведения обо мне в полицию всех пятидесяти штатов. Она даже в ФБР обращалась. Ты не знала этого, нет? Я не хотел, чтоб она упекла меня в тюрьму за похищение ребенка. А она бы точно это сделала, если бы только смогла.

— Да, — кивнула Талли, — она бы это сделала. Ты поменял имя?

— Представь себе, нет. Только в Топике с таким именем я был один. А повсюду Генри Мейкеров множество. В Санта-Фе, например, четыре.

Талли закусила губу.

— Я думала, ты забыл меня.

— Как же я мог? У меня хранятся все твои детские фотографии. Я их забрал тогда.

— Ясно, — сказала Талли. — Значит, ты забрал фотографии. Мог бы и мне оставить кое-что.

Он неловко переминался с ноги на ногу. Все так же держа в руке зеленую сумку.

— Ты стала прелестной молодой женщиной, Талли. Ты очень похожа на своего брата… — У него сорвался голос.

По щекам Талли текли слезы — она не вытирала их. Она встала.

— Пойдем, посмотришь на моих детей, — сказала она.

— Нет, Талли, — ответил он, быстро овладев собой. — Я не могу. Ты без меня справилась, справишься и дальше. Время от времени я буду давать о себе знать. Теперь, когда твоя мать умерла — помилуй Господи ее душу, — это стало возможным. И когда-нибудь я расскажу обо всем Хэнку. — У него влажно заблестели глаза. — Уверен, он будет рад познакомиться с тобой.

Талли облизала соленые губы.

— Конечно, он будет рад, не сомневаюсь. — Слова горечью отозвались во рту.

Мужчина обвел взглядом комнату.

— Смотри, какой праздник ты устроила своей матери! Прямо не верится, что ей принесли столько цветов. Много народу было?

— Я не думала, что у нее было столько знакомых.

— Она очень изменилась?… Твоя мать? В последние годы?

— Не очень, — ответила Талли. — Пожалуйста, не уезжай, — попросила она.

Высокий седой человек одной рукой гладил Талли по лицу, стирая слезы. Другая его рука все так же держала зеленую сумку.

— Мне нужно домой, Талли. У меня семья. У меня жена и четверо детей, не считая Хэнка. Генри, — улыбнувшись, поправился он. — Жена решит, что я завел женщину на стороне, если я не приду сегодня вечером домой. Я сказал ей, что после работы пойду играть в бильярд. Если они узнают, что я сделал, я стану им отвратителен. Они решат, что я чудовище.

— Ты и правда чудовище, — произнесла Талли. — Джонни мертв.

Высокий седой мужчина отнял руку от ее лица.

— Но ты и Хэнк живы и здоровы. Я не чудовище, Талли, — спокойно сказал он. — Ты знаешь это лучше чем кто-либо.

— Нет, я этого не знаю, — сказал она громко. Служка на мгновение поднял глаза от Писания, но тут же продолжил чтение.

— Ты бросил меня. Ты — чудовище, — повторила она.

— Нет, Талли. Я должен был оставить тебя. Я должен был оставить ей хоть что-то, хоть кого-то. Разве я мог забрать у твоей матери все, что у нее было в жизни? Совсем ничего ей не оставить? Я знал, что она не причинит тебе вреда. Ты — последнее, что у нее оставалось, она не могла этого сделать. И я оказался прав. Несмотря на все ее «старания», ты прекрасно выросла. И потом: ты хоть знала свою мать. А мой сын никогда не узнает своей матери. Подумай об этом. Никогда.

— Пожалуйста, не уезжай, — у Талли задрожал голос. — Я хочу повидать брата.

Мужчина сунул руку в карман пиджака и достал оттуда фотографию.

— Вот, — он протянул ее Талли. — Сегодня утром снял. Специально для тебя.

Это был полароидный снимок: сияющее улыбкой чисто выбритое лицо светловолосого, светлоглазого молодого человека. Похожего на Талли. Рука Талли с фотографией задрожала.

— Не надо так волноваться. Я только хотел доказать, что не забыл тебя. Ты всегда была сильной, как бык, Талли. Даже когда была маленькой. Только ты могла жить с ней и пережить ее. Я хочу, чтобы ты знала: я не бросил тебя. Я оставил тебя для твоей матери.

На следующее утро гроб наконец-то заколотили и Хедду кремировали. Талли отнесла Дженнифер к Джеку и оттуда отправилась в дом скорби. Там ее уже ждали Робин и Бумеранг. Мальчик настоял на том, чтобы пойти на похороны бабушки.

Талли почти не слушала проповедь — она думала только о вчерашнем высоком седом мужчине.

И тут перед бесцельно блуждающим взглядом Талли мелькнул профиль Линн Мандолини.

Талли долго потом не могла забыть это лицо, пристально на нее посмотревшее и затем сразу же отвернувшееся. Волосы Линн, когда-то черные как вороново крыло, поседели, а обжорство и пьянство до неузнаваемости обезобразили некогда тонкие, деликатные черты.

Испуганная видом Линн, Талли ухватилась за руку Бумеранга, но тот выдернул руку и отодвинулся на другой конец скамьи, всем своим видом показывая, что мама не имеет права и не будет держать за руку на людях восьмилетнего мальчика. Даже перед лицом Бога. Даже на похоронах его бабушки.

Проповедь не принесла Талли утешения. Мысль, что ее мать вот-вот сожгут в печи, леденила душу, хотя угли ярко горели. Чем-то все это напоминало Дахау. Хотя так хотела сама Хедда, Талли лишь выполнила ее волю. Но сейчас, когда она смотрела, как гроб с Хеддой уползает на конвейере, словно коробка с покупками в универмаге Дилона, в душе ее шевелился ужас. Ей хотелось видеть небо над головой и чувствовать землю под ногами, а не паркет, хотелось вдыхать запах ладана и представлять, как душа матери будет возвращаться в землю, что породила ее. «Какая ужасная ошибка, — подумала она. — Дженнифер Мандолини, слава Богу, мы не исполнили твоего желания».

Гроб скрылся из виду, и Талли огляделась по сторонам. Она увидела, как Линн Мандолини опустилась на колени, а Тони положил свою тяжелую голову ей на плечо.

Талли ждала, когда Линн закончит молитву. Бумерангу уже не терпелось уйти. Робин молча стоял рядом с Талли. Талли тронула его за рукав и взглядом показала на Линн, Он кивнул.

— Я схожу за урной, хорошо? — шепотом предложил он.

— Чудно! — ответила Талли. Ей совсем не хотелось идти самой. Если бы здесь был Джек!

Наконец все разошлись. Был невероятно жаркий, сухой день канзасского лета. Талли подумала, что на улице все-таки лучше, чем в церкви Святого Марка с ее наглухо закрытыми витражными окнами.

Талли подошла к Линн.

— Иди сюда, Талли, — Линн протянула к ней руки. Талли обняла ее. Совершенно иное ощущение. Какая она стала тяжёлая!

— Может быть, поедем к нам? — предложила Талли, высвобождаясь из объятий.

Линн покачала головой.

— Думаю, не стоит. Я пойду поздороваюсь с Анджелой. Она всегда была так добра ко мне.

— И ко мне, — сказала Талли. Она наклонила голову и смотрела сверху вниз в лицо Линн. Миссис Мандолини стояла с высоко поднятой головой, расправив плечи.

— У меня все в порядке, Талли, — сказала она, не дожидаясь обычного вопроса. — Полгода назад я вышла на работу. В Лоуренсе, Тони говорит, что время от времени видит тебя.

— Раз в пять лет, — сказала Талли. — А вот вас я не видела уже семь.

Линн пожала плечами.

— На что посмотреть-то, Талли? Тут смотреть не на что. — Линн поглядела на Бумеранга.

— Молодец, Бумеранг. Смотри, как вымахал. Я видела тебя в последний раз, когда ты был грудным младенцем на руках у мамы.

Едва речь зашла о Бумеранге, лицо Талли напряглось.

— Робин-младший, — отрекомендовался Бумеранг, держась за мамину руку.

Линн вопросительно посмотрела на Талли.

— Я думала, его зовут Бумеранг.

— Его настоящее имя Робин-младший, — объяснила Талли.

— Мне уже восемь лет, — заявил Бумеранг. — Бумеранг — это детское имя.

Талли грустно улыбнулась и похлопала сына по плечу.

— А ты как живешь, Талли? Работаешь?

Талли рассказала.

— Здорово, — сказала Линн, но в голосе ее совсем не было радости. — Директор Агентства по набору семей. Я рада, что ты сделала карьеру, Талли.