— Ага, — сказал Джек. — Значит, воскресенье я смогу провести с тобой. Великолепно.

Талли все еще не понимала его тона.

— Так это «да» или «нет»? — еще раз спросила она.

— Конечно, — объявил он, растягиваясь на постели, — будет здорово увидеться с тобой в середине года.

Она легла рядом с ним и погладила его по щеке.

— Не просто увидеться, Джек, а увидеться в Вашингтоне. И не просто в Вашингтоне, а в Вашингтоне весной.

— Да, думаю, это будет просто прекрасно, — сказал он невыразительно. — Нет ничего спокойнее, чем Вашингтон весной. Но это ведь не твой родной город. Думаешь, ты будешь нормально чувствовать себя, покидая Топику?

«Топика? О чем это он?» — подумала Талли.

— Конечно, нормально, — ответила она, мучимая желанием спросить его, что же случилось. Но внутри нее бушевала такая буря, что она боялась дать ей выход. И она промолчала.

Пришел апрель, и Робин отвез Талли в аэропорт Биллард.

— Мы будем скучать по тебе, — шепнул он ей, и Талли улыбнулась и обняла его, прошептав что-то вроде «Я тоже». Но она думала только про эти четыре дня. Джек позвонил ей на работу несколько недель назад и спросил про Вашингтон — все ли остается в силе. «Ну конечно», — ответила она, но про себя подумала: «Господи, да я уже два месяца ни о чем другом не могу думать! Да что с ним такое?»

Полет с обедом и показом фильма длился три часа. Талли поела и поспала, пропустив почти весь фильм. Она увидела только самый конец — Мэрил Стрип, обвиненную в убийстве собственного ребенка, суд оправдал.

Номер, забронированный на ее имя, располагался на четырнадцатом этаже «Холидэй Инн» в Арлингтоне напротив Потомака. Талли бросила чемоданы у дверей и, пока не пришел Джек, позвонила Робину. Разговаривая по телефону, она обнаружила балкон. Повесив трубку, она вышла посмотреть.

Она никогда в жизни не стояла на такой высоте. У ее ног лежали и весь город, и река. «Неплохо, даже красиво», — подумала она. Но какое множество высотных зданий! Вашингтон вообще показался Талли невероятно большим, особенно по сравнению с Топикой, где с поляны парка Уэст Райд она могла видеть лошадей, пасущихся на ближайших холмах.

Глядя вниз, Талли заметила что-то похожее на переливающийся на солнце ручеек. Склонившись над перилами, она поняла, что это автомагистраль, проходящая далеко внизу. Перила балкона удерживали ее. Она помедлила немного — какой длинный путь вниз…

Неожиданно она услышала голос Джека:

— Талли, что ты делаешь?

Она обернулась, улыбаясь ему. Он поставил чемодан у дверей и вышел к ней на балкон.

— Талл, что ты улыбаешься, будто чеширский кот? — Обняв ее, он взглянул на перила. — Ты, надеюсь, не думала изобразить из себя клубничный джем, размазанный по всей дороге?

— Джек!

— Так, в голову пришло. Ладно, но с этого момента, пожалуйста, никаких подозрительных визитов на балкон, договорились?

Джек прижался лбом к ее шее, а когда Талли почувствовала его губы на своих, она закрыла глаза и подумала: «Да провались весь этот город — мне больше ничего не надо!»

— Пойдем поедим, — предложил Джек. Но у Талли, почувствовавшей возбуждение от одного его запаха, были совсем иные планы.

— Талли, слушай, что на тебя нашло?

— Ты… — выдохнула она, теребя его брюки. — Ты…

Позже они поужинали в ресторане отеля на двадцать четвертом этаже. Было всего пять часов, и ресторан был почти пуст. Они сели за лучший столик, так, чтобы Талли могла видеть в окне панораму города. Она почти не прикоснулась к еде.

— Не могу поверить, что заказала телячье филе, приехав из коровьего царства, — заявила она. — Джек, давай уйдем отсюда. Пойдем туда, где я смогу почувствовать то, что вижу. — Она показала на Вашингтон за окном.

Они сидели рядом, Джек повернулся, уткнулся носом ей в шею и прошептал:

— А я чувствую то, что вижу.

Талли нравилось, как она выглядела в этот день. На ней был бежевый топ из джерси и розовая хлопковая юбка. Волосы доходили о середины спины, серые глаза оттеняла только черная тушь, а губы она подчеркнула блеском. Белая шея, румянец на щеках, а руки — ну что ж, можно было вполне и не заметить шрамов, а ногти у нее были длинными и ухоженными. Она давно перестала их обкусывать. Талли была довольна тем, как выглядела специально для него.

— Джек, — прошептала она в ответ, — я теперь выгляжу совсем иначе, чем когда ты в первый раз увидел меня, правда?

— Не совсем, — заметил он, отложив вилку и нож. — Ты выглядишь лучше чем когда-либо.

Она посмотрела на него.

— Я выгляжу на тридцать лет?

— Талли, тебе снова двадцать восемь, ей-богу.

Она дотронулась до уголков глаз.

— Видишь — морщины.

— Это не морщины, это лучики от улыбки,

— Странно, — заметила Талли. — Ведь я никогда не смеюсь.

Он дотронулся до ее губ.

— Неправда, иногда смеешься. По воскресеньям.

Ей пришлось согласиться — так оно и было.

— Как ты долетела? — спросил Джек.

— Нормально. Почти все время спала.

— Так ты старый профессионал по части полетов? — И посмотрел ей прямо в глаза: — Ты ведь уже летала раньше?

— Никогда, — сказала Талли.

Пианист сыграл «К Элизе» Бетховена, а после «Лунную сонату» — специально для Талли и Джека, а вскоре ресторан стал наполняться народом, и они ушли, даже не выпив кофе.

Стоял типичный апрельский вечер — семьдесят градусов тепла[28]. Они прошлись пешком до новой станции метро «Росслин», а потом, не зная, где сойти, выбрали «Л’Анфан Плаза»…

— Где это мы? — спросила Талли, оглядываясь. Вокруг высились длинные правительственные здания.

— Понятия не имею, — ответил Джек, заглядывая в карту. — Думаю, где-то здесь.

— Видимо, — согласилась Талли.

Улицы были пустынны.

— Совсем как Топика, — сказала она. — Что это происходит со столицами?

Они прошли квартал в одном направлении, квартал в другом, и наконец Талли показала на зеленый просвет впереди.

— Это парк, верно?! — воскликнула она, глядя на газон с растущими на нем дубами, протянувшимися от памятника Вашингтону до Капитолия. Солнце садилось за памятник, и Капитолий купался в лучах заката.

Джек и Талли медленно обошли Капитолий, потом вернулись к памятнику. Он обнял ее за плечи, и они почти не разговаривали. Талли заметила только, что в Топике неподалеку от их агентства есть здание — точная копия Капитолия — с куполом и всем прочим, но она уверена, что никогда солнце не освещало Топику так, как сейчас освещает Вашингтон.

— Может быть, — предположил Джек, — это оттого, что ты в пять часов уже несешься прочь от своего Капитолия?

— Может быть, — согласилась Талли.

Чтобы попасть в Мемориал Вашингтона, им пришлось постоять в очереди около сорока пяти минут. Туда пускали до полуночи. Кроме ресторанов, туристам по вечерам в Вашингтоне просто некуда было пойти.

Талли в общем-то осталась довольна. Хотя она мало что смогла толком рассмотреть в темноте. В сувенирном киоске Джек купил ей открытку, где над Капитолием вставала полная луна, и они отправились в отель на такси.

— Слушай, мы ведь даже вещи не распаковали, — сказала Талли, наклоняясь к чемодану.

— А кто хочет распаковывать вещи? — спросил Джек, подходя к ней сзади.

— Не я, — ответила Талли.

После того, как они закончили заниматься любовью, уже на грани сна Джек спросил:

— А сегодня был безопасный день?

— Очень вовремя спросил, — ответила Талли.

— Просто я только сейчас вспомнил, что ты не приняла таблетку, как обычно, на ночь.

— На этой неделе я их не принимаю, у меня перерыв. Со дня на день должны прийти месячные. Еще вчера должны были начаться.

— А это безопасно… ну, во время месячных? — спросил Джек.

— Да, вполне, — ответила Талли. — Это безопасно. А о чем ты так беспокоишься, Джек? — вопрос прозвучал резковато.

— Да в общем-то ни о чем, — успокоил её Джек, но голос у него был какой-то отчужденный.