А Алла сказала:

— Знакомьтесь.

Я звякнул шпорами. Ее же подруга очаровательно взмахнула ресницами:

— Елена Романовна.

Гм, даже так? По имени-отчеству? А впрочем, мне-то что, я пришел к Алле, которая незамедлительно поинтересовалась:

— Это вам мама сказала, что меня вызвали на работу?

Я кивнул:

— Мама.

— Милая мама!

— О да…

— А как Риточка?

— Спасибо, встала, покушала…

— Бедная Риточка!

— О да…

Подобный светский треп продолжался, наверное, не меньше десяти минут. Елена Романовна на правах новой знакомой допрашивала меня как чужеземца: понравился ли мне город, люди, которые в нем живут, море, погода, ну и прочая белиберда.

Я отвечал, что город прекрасный, а населяющие его люди просто изумительны, с таким отзывчивым и хлебосольным народом давненько не приходилось сталкиваться. Море есть море — естественно, чудо! Погода? Ну, может, капельку жарковато…

Алла опустилась на кушетку и слушала нашу галантную воркотню, чуть прищурив глаза. По-моему, ей было немножко смешно. А мне? А мне давно было вовсе не смешно, потому что помимо некоторого волнения, связанного с появлением на сцене нового персонажа, я испытывал еще и жуткий цейтнот: в больницу-то я прискакал с вполне конкретной целью, и к ней пора было начинать продвигаться, а эта Елена Романовна, словно издеваясь, беззастенчиво отнимала у меня драгоценные секунды и минуты. И я не выдержал: почти умолк и беспокойно заерзал на стуле, периодически бросая на Аллу просто умоляющие взоры.

И — хвала всевышнему! — до той в конце концов дошло. Точно спохватившись, она глянула на часы и всплеснула руками:

— Ой, мы же с вами совсем забыли!.. — И уставилась на меня словно напоминающим о чем-то взглядом.

И я тоже вылупился на нее, будто только что вспомнил:

— Да, правда…

Елена Романовна пристально посмотрела на нас обоих, а потом резко встала, энергичным движением забросив сумочку из крокодиловой кожи через плечо, одёрнула юбку и ровным, ничего не выражающим голосом негромко произнесла:

— Простите, однако мне пора. Всего доброго. — И направила свои классные ножки к двери.

— До свиданья… — Я вежливо оторвал зад от стула, а она у порога остановилась и, усмехнувшись, многозначительно подмигнула:

— Ну что сказать, ребята? Браво! — И вышла в коридор.

Да-да, она вышла в коридор, а я… Я остался стоять с разинутым ртом как пень. Да вдобавок еще — пень, сраженный ударом молнии.

Она сказала "Браво!"

Она сказала "Браво!" — и я вспомнил…

Я окончательно вспомнил и ее ноги, и голос — голос, произнесший в мой самый первый день пребывания в этом воистину замечательном городе коротенькое словечко "Браво!", после чего мне в физиономию ударила тугая парализующая струя…

…Алла ошарашенно покачала головой.

— Этого не может быть!

Я грустно улыбнулся:

— И тем не менее.

Алла казалась потрясенной не на шутку.

— Но я же отлично ее знаю! Зачем, ну зачем ей это было нужно?! Вы же познакомились только сейчас! Фантастика какая-то!

Я пожал плечами:

— Увы, факт есть факт. Но успокойтесь. Я не собираюсь гнаться за вашей подругой по крышам и канализационным трубам и даже не собираюсь заявлять на нее в милицию. Как говорится, проехали.

Алла поспешно поднялась с медицинской кушетки. (В смысле — она на ней сидела, не подумайте чего.)

— Сейчас приду.

— Ага, — кивнул я. — Курить, конечно, нельзя?

Она широко распахнула фрамугу:

— Курите. — И вышла вон.

Я высунулся в окно чуть ли не по пояс и стал пускать дым, одновременно любуясь знакомым уже пейзажем больничного двора, а также более дальними далями. День приближался к концу, тени ложились на дома и деревья под вечерним углом, а солнце примерялось, как бы поэффектнее и половчее нырнуть в море. Кр-расота!..

Вернулась Алла минут через пять. Лицо ее не было уже таким напряженным.

Я спросил:

— Всё в порядке?

Она улыбнулась:

— Да, конечно. Просто надо было навестить больного.

Улыбнулся и я:

— Ну а теперь помогите здоровому.

— Вам, что ли?

— А кому же еще? Мне очень важно кое-что узнать, и, возможно, вы именно тот человек, помощь которого оказалась бы особенно ценной. Позвольте без прелюдий, ладно?

В глазах ее появилось легкое удивление.

— Ладно…

— Около двух месяцев назад, — начал я, — моему покойному другу и мужу Маргариты Владимировны Сергею была сделана операция. В вашей больнице, поскольку она здесь единственная, да и операция не была сложной. Так вот, не могли бы вы узнать, кто именно из врачей делал ту операцию? Это всё, о чем я вас попрошу.

— А нечего и узнавать. Сергея оперировал Виктор Иванович.

— Тот самый?! — удивился я.

— Самый тот.

Я заволновался:

— Пождите-подождите, но он же лечил и меня, а я не был хирургическим больным.

Губки Аллы сложились в почтительный бантик.

— Виктор Иванович — специалист самого широкого профиля, и к тому же они были хорошо знакомы. Так что нет ничего необычного в том, что операцию он делал сам, даже не просто сам, а один.

— Понятно… — пробормотал я. — А скажите, можно его увидеть?

— Прямо сейчас?

— Ну, если он здесь. Клянусь, это страшно важно!

Какое-то время девушка внимательно смотрела мне в глаза, потом пожала плечами:

— Идемте.

Мы вернулись к лестнице и спустились этажом ниже. Алла подвела меня к одной из дверей левого крыла:

— Вот кабинет Виктора Ивановича. А я буду у себя. Обратно дорогу найдете?

— Найду, — пообещал я, и ее каблучки зацокали по паркету, а я постучал и на приглашение, донесшееся изнутри, храбро толкнул дверь.

Доктор Павлов сидел за столом и что-то писал. Когда он поднял голову, огромные под стеклами роговых очков глаза равнодушно уставились на меня.

— Чем могу… — начал было он, но я идиотски-радостно улыбнулся и с жаром воскликнул:

— Здравствуйте, дорогой доктор!

— Здравствуйте… — недоуменно протянул он, однако тут же, точно спохватившись, приложил руку ко лбу: — А впрочем, постойте-постойте…

Должно быть, моя улыбка напоминала в тот момент развернутую до отказа гармошку.

— Не узнаёте, Виктор Иваныч?! Это же я!

Он положил ручку.

— Всё. Теперь узнал. Жертва иприта. Проходите и садитесь, молодой человек.

Я прошел и сел. И тотчас затараторил:

— Огромное вам спасибо, доктор! Вы меня так чудесно вылечили! Ничего больше не болит!.. — и т. д. и т. п.

Когда я умолк, дабы перевести дух, он снизошел до улыбки:

— Ну хорошо-хорошо. Но что же опять привело вас в эти стены? Надеюсь, уже не вопрос здоровья?

— Совершенно верно, — сияя как новый старый рубль, подтвердил я и — безо всякого перехода: — Понимаете, месяца два или три назад вы оперировали одного моего товарища. Об этом я и хотел поговорить.

…Да-а, подобной смены курса многоуважаемый Виктор Иванович никак не ожидал, и на некоторое время в кабинете воцарилась полная тишина.

Потом он слегка откашлялся и уставился на меня из-под очков как лемур:

— Но… вообще-то у нас тут проводится много операций, и вот так вот вспомнить…

— Да ну, доктор, — перебил я. — Тот случай вы наверняка не забыли. Резали без ассистентов, и к тому же своего знакомого. И ваша медсестра Алла, между прочим, его знала. Она — подруга его жены… то есть, вдовы. А Сергея убили аккурат накануне моей выписки. Вы, конечно же, слышали.

— Ах, вон вы о ком, — осторожно протянул Виктор Иванович. — Да-да, кажется, начинаю вспоминать. Однако вас ввели в заблуждение: это явное преувеличение, что мы с Сергей Анатольичем были друзьями.

— А разве я сказал — друзьями?! — удивился я. — Нет, доктор, я сказал — знакомыми. Так вот, уже после его смерти возникли некоторые обстоятельства… Короче, я хочу, чтобы вы рассказали мне о той операции.

Теперь он смотрел на меня поверх очков, и судорожно сжатые большие руки выдавали его волнение.