— В половине четвертого утра?!

Я развел руками — мол, порою не мы диктуем волю обстоятельствам, а они, подлые, нам.

— Ну хорошо… — Маргарита опять пристально посмотрела на меня своими бездонными глазами, а потом тряхнула золотистыми волосами, и я почувствовал, что, кажется, инцидент исчерпан. А почувствовав, подумал, что в свете последних событий времени на гадание на кофейной гуще у меня нет, и поэтому…

— Рита, — кротко сказал я. — Можно задам еще пару вопросов? Самых целомудренных и невинных, обещаю.

— Задавайте, — снизошла она. — Если уж без этого не можете, то задавайте. — И добавила: — Болтун!

Но я принципиально решил не обращать внимания на реплики и колкости, уводящие в сторону от сути проблемы, и спросил:

— Кроме Вики в вашем обширном доме еще есть, гм… "помощники"?

Рита усмехнулась:

— Шьете эксплуатацию человека человеком? Давно не актуально и тем паче не наказуемо. — Однако тут же посерьезнела. — Я ведь говорила — околачивались тут эти… Ее воздыхатель, потом Валентин и еще двое. Но вот где они сейчас — понятия не имею.

— Дойдет очередь и до них, — пообещал я. — А из женщин?

Она покачала головой:

— Да нет… Хотя, впрочем, приходила иногда одна женщина. Она живет неподалеку, и мы звали ее, если требовалось приготовить настоящий — вы понимаете? — настоящий, человеческий обед. Но это в основном когда ждали гостей.

— И часто вы их ждали?

— Относительно часто. Раньше часто, — поправилась Маргарита. — В последнее время — нет. Думаете, она может знать что-то о смерти Сергея? Сомневаюсь.

Я махнул рукой:

— Сам сомневаюсь. Но ведь надо же копать хоть в каком-нибудь направлении?

Рита саркастически подперла ладошкой щеку.

— Ну, копайте-копайте, коли охота, но…

— Но скажите-ка лучше, почему у вас и Сергея были раздельные спальни?

Подобного поворота она явно не ожидала. Глаза ее опять швырнули в меня шаровые молнии.

— Слушайте, уважаемый, — с раздражением проговорила Маргарита. — А вам-то какое до этого дело? — Но я не ответил, и она продолжила: — Да! Да, у нас были раздельные спальни.

— Чёрт возьми! — почему?! — вырвалось у меня.

— Вы находите это странным? — вяло поинтересовалась она. Слишком вяло, чтобы быть искренней.

А я демонстративно окинул ее всю восхищенно-кровожадным взглядом и торжественно провозгласил:

— Да! Да, Рита, я нахожу это не просто странным. Я нахожу это, со стороны Сергея, разумеется, просто кощунственным и преступным. Оправдания сему безобразию нет и быть не может, если только… Если только это не было вашим желанием.

Ее глаза сузились:

— И моим тоже.

Я поразился:

— Инициатором был Сергей?

— Инициаторами были мы оба.

— Ну, знаете… — только и сумел произнести я, а ее голос вдруг зазвенел:

— Да что вы разыгрываете Иванушку-дурачка! Разве вам не известно, где он был?

(Так, похоже, опять начиналась скользкая тема.)

— Он был не только там, Рита, и… не он один, — негромко сказал я, а она чуть ли не закричала:

— Но мне плевать на других! Я видела… видела, кем стал он!

— Да? И кем же? — сухо полюбопытствовал я.

— Он стал зверем… — прошептала она. — Последнее время в нем было уже так мало человеческого, что… Да-да, и не играйте, пожалуйста, желваками, насмотрелась! Среди нормальных людей он был изгоем, одиноким опасным зверем!

Я с трудом разомкнул ставшие вдруг деревянными челюсти.

— Но послушайте! Я, конечно, не видел его почти пять лет, однако… Однако он, к примеру, всегда любил музыку, хорошую музыку…

— Ну да, конечно, — насмешливо пропела она, хотя в глазах уже стояли слезы. — Нажравшись, орать под эту проклятую гитару, что любовь нельзя купить?!1 Конечно-конечно, и как только я могла забыть, что он просто обожал музыку!

Маргарита уткнула побелевшее лицо в ладони, и с минуту мы оба молчали. Первым нарушил тишину я.

— Простите, — сказал я. — Простите, Рита, но… но за каким же дьяволом вы тогда вообще поженились?

— Что?..

Она отняла руки от лица. Глаза были сухими, но какими-то полусумасшедшими. И вот эти почти безумные глаза долго-долго смотрели в мои. Надеюсь, покуда нормальные.

И она снова заговорила. Заговорила совершенно спокойным, будничным тоном.

— Скажите, — произнесла она, — а вам знакомы такие чувства, как горе и одиночество?

— Ну-у-у… — В общем-то, я не спешил отвечать, потому что понимал: в моем ответе она не нуждается. Она нуждается сейчас в своем.

— Однажды ко мне пришло горе. И одиночество. А он, он случайно оказался рядом. Такой же опустошенный и одинокий…

М-да, чужая душа — потемки, а уж две чужие души… Но почему она так говорила? Ведь я Серого знал! Знал! Нет, далеко не ангел, но и не такой же ведь монстр, как расписала она!

— Ладно, — угрюмо сказал я. — Давайте пока не будем об этом. Подумайте лучше, кому смерть Сергея была бы выгодна.

Маргарита фыркнула почти грубо:

— Понятия не имею!

И тогда… Тогда я задал вопрос, который совсем не хотел и даже боялся задавать, но не задать которого не мог.

— А вы, Рита?.. Если уж у вас были настолько сложные отношения…

— Что? — Она удивленно подняла брови. — Да неужели вы решили, что я могла желать своему мужу смерти?! — И опять залилась слезами.

Я молчал. Пусть выплачется. К тому же я все еще толком не представлял, как мне себя с нею вести. Конечно, то, что эта женщина притягивала к себе точно магнитом, и говорить излишне. И тем более она могла стать для меня опасной — ежели, разумеется, именно она и заварила всю эту кашу.

Слезы внезапно прекратились, как летняя гроза. Маргарита отняла тонкие руки от чуть порозовевшего лица.

— Выходит, я попала к вам в немилость, — презрительно оттопырив нижнюю губку, не менее презрительно сказала она.

— В моем вопросе не было ничего оскорбительного, — покачал головой я. — К тому же учтите, что подобные подозрения могут появиться и у милиции.

Она дёрнула плечом:

— Ваша забота припоздала. Об этом они уже спрашивали.

Я насторожился:

— Кто именно?

— Их старший. Фамилия не то Мышкин, не то Машкин.

— А звание?

Маргарита задумалась.

— Он был в штатском, но кажется… Да, остальные называли его майором.

Я отхлебнул кофе из чашки. Уже холодный — но мне все равно.

— И что же этот майор в штатском спрашивал?

— Да приблизительно то же, что и вы, хотя у меня сложилось впечатление, что делал он это скорее для проформы, чем…

— Обуреваемый служебным долгом? — улыбнулся я.

Однако Маргарита улыбаться не собиралась, и несмотря на то, что слезы ее высохли, а истеричный румянец спал, взгляд темных, обрамленных длинными, чуть загнутыми кверху ресницами глаз не обещал мне в ближайшем будущем радостей ни земных, ни небесных. А уже в следующий момент она выдала такое, что я на миг даже засомневался, а была ли эта женщина действительно женой Серого, потому что…

Она сказала:

— Эй, а не уехать бы вам отсюда?

— В смысле? — не понял я. — А-а, хотите, чтобы подыскал себе другое жилье?

— Нет, хочу, чтобы вы уехали. Домой. И никогда больше не возвращались.

Я стиснул зубы.

— Кажется, этот вопрос мы уже обсудили.

— Да, но… — И вдруг: — А хотите, я дам вам денег? Честное слово, дам, скажите, сколько. — И, решив сыграть на своем, в обычных условиях, разумеется, неотразимом, обаянии, лучезарно улыбнулась и, ей-ей, как королева, поистине царственным жестом благосклонно протянула мне руку. Для поцелуя?!

Но она ошиблась в оценке ситуации. Условия на сей раз были не совсем обычными, и потому я резко встал и просто-таки отшатнулся от этой белой холеной руки, чтобы вместо поцелуя не сломать ее.

Глаза Маргариты сверкнули холодным огнем.

Мои тоже.

С минуту я смотрел на нее, пытаясь понять, какие же мысли таятся под золотой шапкой этих прекрасных волос.

А потом сказал:

— Я в город. — И добавил: — Мне возвращаться?