— Простите… — удрученно пробормотал я, думая о том, что, хотя она и имеет основания быть не слишком довольной судьбой, однако и супруг ее навряд ли в восторге от такой благоверной.
Майя же Георгиевна продолжала:
— А еще, представляете, эта скотина считает меня сумасшедшей!
Я протестующе чирикнул:
— Не верю!
От возмущения она едва не захлебнулась дымом.
— Да правда же! И в психушку упекал, и таблетки какие-то, уколы…
И вдруг она умолкла и вытянула шею, словно вглядываясь куда-то вдаль. Я тоже моментально обернулся, но кроме обоев на стене ничего не узрел. Женщина же продолжала пристально всматриваться в не видимые мне горизонты, точно там разворачивались сейчас какие-то захватывающие события, и, пожалуй, впервые за время пребывания в этой невеселой квартире мне сделалось по-настоящему не по себе.
— Алё! — пискнул я, однако хозяйка все так же продолжала ёрзать блуждающим взором поверх моей головы. — Майя Георгиевна, где вы?! — уже почти отчаявшись свидеться вновь, крикнул я.
Она вздрогнула. Стряхивая наваждение, часто-часто заморгала и наконец опять уставилась на меня:
— Кто вы такой?! И как проникли сюда?
(Туды-растуды, неужто снова-здорово?)
— Чёрт, да вы же сами десять минут назад меня впустили!
— Я?!
— Конечно!
Голос ее потеплел:
— Ах, так это сегодня у меня с вами свидание?
Я охренел:
— Свидание?..
— Ну разумеется! — Шаловливо погрозила пальчиком: — Вредный мальчишка! Ты сказал, что тебя прислала эта тварь, мой муж… И не называй меня, пожалуйста, Майей Георгиевной. Для друзей я просто Майка.
Я как баран повторил:
— Май-ка…
— Правильно, — похвалила она и с удивлением посмотрела на зажатую между средним и указательным пальцами собственной руки сигарету: — Я что, курила?
— Курила, — пробормотал я. Потом добавил: — И пила. — А она уже яростно тушила сигарету в пепельнице.
— Курить и пить вредно! Ты, конечно, не куришь и не пьешь?
Лихорадочно пытаясь сообразить, что означает для меня этот ее заскок, — новые осложнения или возможный подарок судьбы, я замотал головой:
— Нет…
"Майка" рассмеялась звонко, как девчонка:
— Знать, здоровеньким умрешь!
Меня всего передёрнуло, а она вдруг вскочила и, в два прыжка преодолев разделявшее нас расстояние, шваркнулась мне на колени. Обхватила руками за шею и, прижав лицо к своей груди, жарко прошептала в самое ухо:
— А ты принес пистолет?
Я аж взвился в кресле вместе с нею, однако попытался пошутить:
— Какой именно пистолет ты имеешь в виду?
— Не прикидывайся, милый, — был ответ. — Все вы, когда уходите, обещаете мне пистолет, но так до сих пор и не принесли.
("Все"?.. Что это значит?.. Кажется, понял!.. Да, это — подарок…)
С трудом освободив голову из мягкого плена, я нежно поцеловал ее в губы, едва не задохнувшись при этом в винных парах. Глаза "Майки" затуманились.
— Так… принес?..
Я кивнул:
— Да. Но… но зачем он тебе?
Она провела пальцем по старому шраму на моем левом виске.
— Дурачок! Конечно, чтобы убить его, разве не ясно?!
У меня запершило в горле.
— К-кого?
И снова звонкий девичий смех:
— Глупый! Ну разумеется, эту мразь, кого еще. А то он опять замурует меня в больницу, а я этого больше не выдержу…
Ее руки проворно пробежались по моему телу, и вдруг она резко встала и в мгновение ока стянула через голову черное платье. Под платьем ничего не было. Я имею в виду белье. Все остальное было на месте.
Слушайте, я не аскет какой-то там или схимник, но с сумасшедшей…
Однако внутренний голос сурово и жестко приказал: "Надо, Федя. Надо!", и я с волнением протянул лапы к бедной жене подполковника Мошкина.
Но "Майка" неожиданно шлепнула меня по рукам.
Я замер.
— Ч-чего?..
— Ничего, — хихикнула она. — Сперва пистолет.
…. Я положил "макарова" на пол и задвинул ногой подальше под кровать — мало ли.
Она внезапно приникла к моему уху и, возбужденно вибрируя всем телом, шепнула:
— Ты никогда не мечтал стать путешественником?
Я скрипнул зубами.
— То есть?
Влажный укус в мочку.
— Сейчас ты попадешь туда, где давным-давно не ступала нога человека…
— Нога?! — не удержался я.
— Ослик, это метафора!
Я вздохнул и поднял ее над кроватью.
— А давным-давно — это сколько?
Серые глаза потемнели, и она вытянулась на моих руках как кошка.
— Не издевайся! Ты же прекрасно знаешь, что вы приходите раз в месяц…
Укладывая ее на постель, я подумал, что, кажется, в данный момент она вполне в себе и в своем уме. Нет, ну а я-то? Я?..
Уже взявшись за ручку двери, я вдруг услышал за спиной сухой щелчок. Медленно повернул голову…
"Майка" стояла голая посреди коридора и, широко расставив ноги и держа обеими руками пистолет, тщательно целилась мне в переносицу.
В пасти у меня вмиг пересохло.
— Т-ты… з-зачем?..
Она громко расхохоталась:
— Да низачем! Просто так, тренируюсь. — Опустила оружие. — Дурашка, да ведь если я тебя сейчас застрелю, соседи сразу вызовут милицию и тогда я уже не смогу убить мужа, правда?
— Кхгм… правда… — с позорным малодушием, но и немалым облегчением подтвердил я. — Тогда уж точно не сможешь.
"Майка" глубокомысленно нахмурилась:
— Ну вот. А для меня главное убить его, потому что он плохой — запер меня и не любит, только раз в месяц присылает вас. А раз в месяц это же мало, да?
— Ну еще бы! — горячо согласился я.
— А вот ты хороший, — помолчав, добавила она. — Ты дал мне пистолет и любишь меня. Ведь любишь?
— Конечно, люблю, — не отрывая взгляда от ствола, заверил я и робко спросил: — Можно, пойду? А то, понимаешь, на службу опаздываю.
Она кивнула:
— Иди-иди! И приходи через месяц. Сегодня я его убью, через три дня похороны, поминки, потом девять дней, немножко траура… Да, приходи как раз через месяц.
— Обязательно.
Из квартиры я выперся задом и, захлопнув за собой дверь, кинулся вниз по лестнице, точно за мной гнались сейчас все бандиты и менты этого города. Я скакал по ступенькам и думал, что она забыла про "сорок дней". А еще…
А еще меня попутно терзал все тот же извечный гадский макиавеллиевский вопрос — действительно ли все средства хороши для достижения цели?
Нет-нет, сердцем-то я понимал, что не все, далеко не все! Но вот рассудком…
Хотя, думал ли я, что ради достижения э т о й цели придется переспать с сумасшедшей?
Нет, вот такого не думал.
Ей-богу, не думал.
Глава тринадцатая
Когда, минуя мужланские объятия Джона и элегантно, хоть и несколько виновато в душе чмокнув по пути Маргариту в щечку, я ввалился в библиотеку (где еще быть Профессору — только в библиотеке), он сидел в кресле с томом Карлейля в одной руке и стаканом в другой. В том, что в стакане ни молекулы спирта, я абсолютно не сомневался: в отличие от нас, грешных, Профессор "позволял" себе лишь ну уж в самых экстраординарных случаях.
Выглядел он чертовски здорово и почти не изменился за те два года, что мы не виделись, только на висках чуть пробилась седина. Костюм, которым так восхищалась по телефону Маргарита, он сменил на джинсы, футболку и легкую серую куртку. Вот это правильно, тут, дорогой, не твои университеты.
Подняв голову от Карлейля, Профессор увидел меня и улыбнулся. Поскольку я увидел его первым, то и улыбку надел раньше. Подошел и решил вместо приветствия слегка хлопнуть его по лбу…
Дудки. По лбу хлопнул меня он. Карлейлем. Я почесал малость ушибленное место и сказал:
— Да, руками ты всегда работал лучше.
Он возразил:
— Не руками, а головой. — Поставил на журнальный столик стакан, отложил тяжелого Карлейля и встал.
