Так, куда же идти или ехать? В дом Маргариты? Наверняка там всё уже в ажуре, "папины" мальчики навели марафет, а девчонку и того фофана где-нибудь закопали.
Я стоял на тротуаре, по улице туда-сюда сновали машины, и вдруг — протарахтел мотоцикл. Ну, протарахтел и протарахтел, однако мотоциклист неожиданно резко сбросил скорость, взмахнул рукой…
Я инстинктивно метнулся в сторону, но ничего страшного не случилось — на асфальт упал обычный почтовый конверт, а мотоциклист (в шлеме, закрывающем лицо) тотчас же газанул и в несколько секунд скрылся в туманной дали.
Оглядевшись по сторонам, я поднял конверт. Он не был заклеен; я извлек из него сложенный вчетверо листок бумаги, развернул…
Почерк тот же самый. Хотя писал неизвестный печатными буквами, но и в печатных ухитрялся проявлять графологическую индивидуальность в виде характерных острых уголков и зигзагообразных перекладинок в некоторых буквах. Текст же гласил:
"Она у нас. Она сказала что ты знаешь где сам знаешь что. Веди себя тихо. Мы сами тебя найдем. Скажешь где он мы отпустим ее".
Понятно? Такая же, как и в записке, которую показывала мне бедная лже-Лизавета, прекрасная орфография, однако просто убийственные пунктуация и стиль. Похоже, это нарочно и автор работает под безграмотного жлоба. Ладно, бог с ним. Главное, что моя нерадостная догадка, увы, подтверждалась: Маргариту зацапали какие-то твари. Как там в записке? "Мы сами тебя найдем"?
Я кротко вздохнул: а вот уж хрена. Попробую поискать вас, ребятки, и я…
Остановив потрепанную жизнью "волжанку", я наклонился к открытому боковому стеклу. Водитель, худой парень лет двадцати пяти (наверняка моложе своей "Волги"), вытянул мне навстречу тощую шею:
— Куда?
Я предложил:
— Давай сяду, а? Поедем мы с тобой в любом случае, но вот "куда", хотелось бы проконсультироваться. Не возражаешь?
Он не возражал.
— Валяй, мне один фиг.
— Вот именно, — подтвердил я, открывая дверь и устраиваясь на сиденье.
— Ну? — ухмыльнулся он. — Консультируйся.
Я неопределенно поморщился:
— Да понимаешь, я приезжий и хочу узнать, где тут у вас крутизна самая собирается. — Пошевелил для наглядности рогатульками из мизинцев и указательных пальцев. — Ну, ты понимаешь.
Он медленно кивнул:
— Вроде… — И посмотрел уже с некоторым уважением, но и одновременно — недоверием. По всему, в его глазах я не шибко тянул на крутого. Да я, в общем-то, и не собирался тянуть, просто мне нужно было узнать, где эта публика любит пастись.
— Ну, если самые-самые — то в "Голубом поплавке".
Я удивился:
— Вместе с гребнями, что ли?
— Ты чё! Самый лихой кабак! Название только старое осталось. — И пояснил: — Там буквы неоновые огромные, им уж лет тридцать, а горят по ночам как в Голливуде. Вот хозяин и не стал снимать. К тому же все привыкли — назови по-другому, никто и не врубится.
— Понял, — кивнул я. — Светлое наследие раньших времен. А кстати, ведь в прошлые годы в такой вывеске никто сроду бы не узрел ничего позорного, отсталые были. Тогда эта публика вместо клубов по захезанным общественным сортирам тёрлась, не то что нынче — весь "ящик" забили. Так мы едем?
Он пожал плечами и тронул свой рыдван с места. При переключении скоростей коробка зарыпела как бормашина.
— Дотянем? — усомнился я.
Водила посмотрел на меня одновременно и оскорбленно, и гордо:
— Ща попрет!
— Ладно-ладно. — Больше я не стал обижать ни извозчика, ни его телегу и с грустью подумал о Джоне. Как-то он там, бедняга? А вдруг уже взял да и оттарабанил эту проклятую Паукову Герду?..
— Извиняюсь…
— Что? — поднял я голову.
— Извиняюсь, говорю. — Парнишка стрельнул оценивающим взглядом. — Может, это, конечно, и не мое дело…
— Конечно, не твое, но выступай, не бойся.
Он снова коротко зыркнул на меня:
— Ты ведь не местный?
— Не местный, и в чем проблема?
— Да в том, что… Слушай, а давай подброшу куда попроще?
— Это что значит — "попроще"?
Водитель полез в бардачок за сигаретами, выловил одну из пачки, сунул в зубы.
— Ну, это значит — куда нормальный народ ходит.
Я нарочито горько вздохнул:
— Да с удовольствием бы. Только вот штука какая — сегодня мне приспичило не туда, куда нормальный.
Он покачал головой:
— Знаешь, сам-то я не был, но слыхал, что там всякое творится.
— Всякое, уважаемый, творится везде, — нравоучительно заметил я. — Всякое творится и на улицах, и в квартирах.
Он усмехнулся:
— Ну да! Только там уборщицы веником в мусорки бабки не собирают.
— А там собирают?! — изумился я.
— Говорят…
Я засуетился:
— Ой, тогда давай пошустрей! Знать, именно туда мне и надо. Слушай, а потом что?
— Что — потом? — не понял он.
— Потом уборщицы те деньги из мусорок достают?
— Достают, — вздохнул он завистливо. — Ясное дело — достают…
— Ну а на пол-то их кто кидает?
Он посмотрел на меня точно на придурка:
— Как кто? Клиенты.
Я не унимался:
— А зачем?
Водила туманно пошлепал губами.
— Это у них фишка такая. Сорят. Особливо когда перепьются.
— А-а, прикол, значит? Эй, но ведь от меня их уборщицы такого мусора не дождутся.
Шофер понизил голос:
— Во-во. Я и говорю: не фига те там делать. Давай где попроще.
Я почесал затылок.
— Так меня в "Поплавок" этот и не пустят, что ли?
— Не, ну пустить-то, может, и пустят, только сам скоро уйдешь. И хорошо, коли на своих двоих. Там знаешь какие шайбы дежурят?
Я испуганно округлил глаза:
— Побьют?
Он хмыкнул:
— Да ладно, коли побьют. — Опять понизил голос до интимного: — Мужики базарили, там даже у бармена под стойкой пистолет.
— Пистолет?! — ахнул я.
— Или револьвер, — немного подумав, сказал он. — Короче, пушка. Не передумал?
Я кротко развел руками:
— Увы. Мне, понимаешь, как назло именно в такое место сегодня и надо.
Он выкинул окурок в окно.
— Ну, гляди, подъезжаем.
Впереди радужно засверкало море, однако цвет у него был еще не вполне летний. Да и температура, наверное, тоже. Плевать! Обязательно искупаюсь.
Шофер свернул налево и поехал по пляжной рокаде — дороге, параллельной набережной.
— Далеко еще?
— Метров двести. Во-он за теми кипарисами.
Я полез за деньгами:
— Тормозни за сто. Разомнусь малость.
— Как скажешь, командир.
Он остановил машину, и я рассчитался.
— Хватит?
— Порядок. Даже с гаком. — Залыбился: — Только извини, шеф, сдачу не даю. Принцип такой.
Я тоже улыбнулся:
— Принцип зашибись. — Поинтересовался: — Бошку за него еще не рвали?
Парень насупился:
— Покуда цела.
Я открыл дверь.
— Береги ее. Штука нежная, нужная, дается один раз и обратно не крепится.
— Ага. — Наверное, и ему захотелось сказать мне напоследок пару теплых. Он и сказал: — Слышь, а интересно бы поглядеть, как ты обратно выйдешь. Туда-то сам, а вот оттуда?
Я рассмеялся:
— Ну погляди. Покури тут малость, а я недолго — долго мне некогда. И все равно ведь потом тачку ловить, наверняка еще куда-нибудь сгонять потребуется, а к твоей я уже привык, она мне даже понравилась. Будешь ждать — жди, я по-быстрому. — И выбрался на тротуар.
Раздумывал водила секунд пять. Потом преувеличенно серьезно, так, словно делал мне громадное одолжение, изрек:
— Лады, остаюсь. Но учти: не из-за денег остаюсь, а исключительно за-ради зрелища!
— Учту. Значит, обратно даром повезешь?
Он сдержанно повел плечом.
— Ты сперва вернись, а там видно будет.
Я так же сдержанно кивнул:
— Спасибо. Постараюсь.
Глава одиннадцатая
"Голубой поплавок" и впрямь оказался "во-он за теми кипарисами". Я завернул за них и очутился посреди круглой мини-площади, служащей для посетителей и персонала автостоянкой. В разных концах ее притулился пяток машин: "мокроасфальтный" "БМВ", белый "Пежо", вишневый "Форд" и ярко-красная "Королла". Нет, правильно, что не подрулил сюда на оставленной за углом колымаге: авторитет сразу был бы потерян окончательно и бесповоротно.