Да-а-а, сообрази я это тогда — и всё могло бы пойти совсем по иному сценарию. Но я — не сообразил. А потом события завертелись с такой скоростью, что и вообще забыл о вашем существовании. Правда, до поры до времени. Когда это время пришло, я вспомнил, ну а дальше… — Изысканный поклон в сторону Профессора: — Дальше Иван Иванович вышел на ваш след в Москве, пошел по этому следу и дошел по нему до конца. (Убийственный взгляд "Ивана Ивановича".) До маленькой двухкомнатной квартирки в одном из самых серых и непрестижных районов некоего провинциального города. Города, Людмила Владимировна, в котором я живу…

Пауза.

В кою вновь, как мыло, вклинился Паук.

— Позвольте! — дрожащим фальцетом заговорил Паук. — Выходит, моя внучка и моя дочь и есть те люди, которые пытались завладеть алмазом?

Я удивился:

— А почему — "пытались"? Они — и пытаются, думаю, до сих пор. Просто они еще не в курсе, что… Но впрочем, всему свое время. Да-да, Владимир Евгеньевич, они и есть, как вы метко изволили выразиться, те самые люди.

— Но откуда они узнали про бриллиант? Откуда?! — Кваканье старика плюс просто испепеляющие взоры, которыми он по очереди награждал то Людмилу, то "Натали", говорили о том, что Паук разъярен не на шутку. И я прекрасно его понимал. Действительно, такой крутой папа — и вдруг собственные отпрыски, да еще и женского полу, оказывается, не только водят его за нос, но вдобавок еще и покушаются на то, что при иных обстоятельствах вполне могло бы принадлежать ему самому!

— Откуда узнали? — Я лицемерно вздохнул: — Видите ли, Владимир Евгеньевич, — бог свидетель, как неприятно это говорить, — но… Но узнали они о "Чёрном Скорпионе" от вас.

— От меня?! — Он опять коршуном воспарил над стулом и парил до тех пор, пока по моему знаку Профессор с Кузнецом мягко, но твердо не посадили его, вновь извиняюсь, на задницу. Впрочем, старик, похоже, даже не заметил, что над ним было совершено относительное насилие. Он только хлопал глазами и как заведенный повторял: — От меня?.. От меня?..

— Именно, — подтвердил я. — Правда, еще десять минут назад я придерживался иной точки зрения. Помните, я сказал: "Одна женщина узнала о "Чёрном Скорпионе" от другой"?

— Ну?

— Ну а только сейчас до меня внезапно дошло, что это ошибка. Под "другой" женщиной я подразумевал Маргариту Владимировну, однако вдруг понял, что ей, с ее-то характером и неугомонностью в достижении поставленной цели, абсолютно ни к чему было делиться столь ценной информацией с, простите уж, не слишком симпатичным ей человеком. Зато вы, Владимир Евгеньевич, невзирая на клятвенные заверения, что не обмолвились о бриллианте ни единой душе, увы, единой всё же обмолвились.

Страстное кудахтанье:

— Кому?!

Я пожал плечами:

— Да вашей драгоценнейшей супруге, кому же еще. — Помолчал. — А разве нет?

— Но… но…

Взгляд Татьяны Николаевны сделался вдруг сонным и донельзя философичным, однако то, как напряглось ее приятное тело, свидетельствовало, что в самой глубине своей необъятной и труднопостижимой души она вовсе не исключает сейчас вероятности схлопотать от старенького лопуха-муженька по морде. Возможно, это и впрямь бы произошло, но, отличный психолог, Профессор быстро встал и как фигурки на шахматной доске при рокировке мгновенно поменял местами хозяйку дома и Ларису.

— Так что… Так что?.. — изумленно шлепал губами Паук. — Это… она?..

Я добродушно кивнул:

— И она тоже. Я ведь уже говорил, Владимир Евгеньевич: сначала о бриллианте узнала одна женщина, потом она рассказала еще двум…

— А потом? — требовательно топнул ногой старый пень. — Что было потом?

— Извольте, — почтительно склонил я чело. — Но учтите: кое-что будет из области догадок. А именно — как конкретно ваши дражайшие дамочки снюхались с человеком, который и завязал всё это дело в очень крепкую и, полагаю, в конечном итоге смертельную для меня петлю.

И замолчал.

С минуту молчали все. Видимо, чувствовали, что надвигается какой-то еще, малопонятный, но наверняка не слишком приятный для большинства из присутствующих (уж простите за шаблон) момент истины.

— Ч-чёрт, да кто же он?! — выдавил наконец Паук.

Я посмотрел на Профессора.

Тот моментально поднялся и вышел.

— Ну? — каркнул Владимир Евгеньевич.

Я церемонно развел руками:

— Ждё-ёмс-с-с…

Однако еще через минуту, услышав за дверью приближающиеся шаги, тихо проговорил:

— Помните, я очень удивлялся, что подполковник Мошкин выбрал для слежки за мной такой странный способ маскировки, как парик? — Никто не проронил ни звука, и я вздохнул: — Сейчас всё поймете.

Дверь открылась, и в комнату вошли двое.

Второй — Профессор. Он был бледен как смерть.

А первый…

Огромный двухметровый гигант в шикарном, хотя и малость измятом и чуть порванном костюме. Роскошной каштановой с сединой гриве его позавидовал бы сам Оззи Осборн1 эпохи классического "Блэк Саббат". Руки же вошедшего были связаны за спиной толстым капроновым шнуром.

Я поднялся ему навстречу.

Сделав два шага, остановился и сказал:

— Ну… здравствуй, Слава…

Тот лишь презрительно дёрнул изуродованной старым шрамом левой щекой, а черные глаза уставились на меня с такой ненавистью, что мне, ей-ей, поплохело.

А сзади раздался вдруг сдавленный шепот Кузнеца:

— Котяра!.. — и такой каскад отборнейшего, рафинированнейшего мата, что я оглянулся:

— Тихо, Толик! Тихо!

И тут…

И тут произошло нечто странное. Кот рванулся ко мне — и я инстинктивно приготовился встретить его прямым правой, хотя мне и не хотелось, совсем не хотелось драться с ним — тем более, связанным, но…

Но нас обоих опередил Профессор. Он стремительно врезал сзади "замком" Коту в левый висок — и врезал так, что тот с середины комнаты отлетел к окну.

Я бросился было за ним, однако наткнулся на пересекшего мне дорогу и почему-то неловко затоптавшегося на месте Профессора, и этой форы Коту оказалось достаточно, чтобы с львиным рыком вскочить на подоконник и вместе с рамой и мириадами осколков стекла спрыгнуть во двор.

На какой-то миг я обомлел. Потом подбежал к тому, что еще недавно называлось окном. Профессор — за мной. Мы высунули головы наружу и…

Кот с воем катался по траве, а Джон и Герда…

Джон, как истинный отличник, вцепился несчастному в горло, и кровью была уже перепачкана не только морда пса, а и трава вокруг. Герда — тоже, впрочем, как отличница — рвала жертве пах, кошмарно рвала. Весь ужас положения Кота заключался еще и в том, что сопротивляться ему было нечем, — руки связаны за спиной, а с ног собаки сбили его, похоже, сразу, если даже сам не упал при приземлении.

Гадство!.. Я рванулся вперед, закричал:

— Ф-ф… — А "у" — не успел. Одна железная ладонь наглухо запечатала мне рот, а другая схватила за шиворот. Трепыхнулся — хрен. Еще раз трепыхнулся — два хрена. И вдруг…

И вдруг я обмяк.

Потому что всё понял.

Вернее, не всё, но по крайней мере то, почему сейчас лучше не трепыхаться.

И тогда я обмяк окончательно.

А Профессор — мудрейший из мудрейших профессоров — меня тотчас же отпустил. Увидев, что из джипа выскакивают двое телохранителей Паука, я обернулся — все уже облепили окна. Тихо попросил:

— Владимир Евгеньевич, скажите вашим ребятам, чтобы не вмешивались. — Помолчал и добавил: — Только потом… ну, когда всё будет кончено… пусть обязательно…

Старик посмотрел на меня круглыми как у филина глазами и хрипло пробормотал:

— Конечно-конечно. Обязательно…

Когда молодцы Паука погрузили завернутое в ковер то, что осталось от Кота, в бездонный как катафалк черный джип и укатили со своей жуткой поклажей в неведомом направлении, мы со стариком, успокоив насколько возможно взбудораженных собак, вернулись в дом.