В зале для аутодафе, который мы покинули минут десять назад, чтобы оторвать Герду и Джона от трупа, все было по-прежнему. Кроме одного. Главные участники недавнего спектакля расползлись со своими стульями как тараканы по разным углам зала и теперь молча восседали каждый сам (а вернее — сама) по себе.
Кузнец же с Профессором нервно курили возле выбитого окна, но если "нервность" Кузнеца выражалась в размахивании руками и ожесточенной мимике, да к тому же еще он как пулемет что-то беспрерывно стрекотал в ухо Профессору, то последний стоял молчаливый и мрачный как скала, как истукан с острова Пасхи, и ни единый мускул не дрогнул при моем появлении на его чеканном лице.
Я же вошел и, окинув присутствующих лучезарным взором, добродушно развел руками и простодушно сказал:
— Ну, дамы и господа, финита ля трагедиа. Зрителей просят расходиться по домам. Всё… — И вдруг…
И вдруг за спиной, едва не поперхнувшись собственными слюнями, взорвался Паук:
— Как — всё?! А… а… алмаз?
Я оглянулся:
— Какой алмаз? — Хлопнул себя по лбу: — О, простите великодушно! Вы, конечно же, имеете в виду тот, — с нажимом, — в т о р о й бриллиант?
Старик судорожно сглотнул:
— К-конечно же… тот… Откуда он взялся и где сейчас находится?
Я улыбнулся:
— Да-да, разумеется, извиняюсь за забывчивость, однако, леди и джентльмены, должен заметить, что, по-моему, в данной комнате вместе с нами сидит законный… м-м-м… насколько, правда, это слово вообще уместно в сложившихся обстоятельствах, владелец этого камня.
И все начали оборачиваться и смотреть друг на друга, а под потолком вновь явственно стали накапливаться невидимые электрические заряды.
И тогда, чтобы снять напряжение — и в прямом смысле, и в переносном, — я подошел к одному из стульев и спросил:
— Вы, часом, ничего не желаете сообщить почтеннейшей публике, Лариса Константиновна?
Теперь ее бездонные черные глаза смотрели только на меня, и в какой-то момент я со смятением почувствовал, что вновь начинаю подпадать под очаровательный гипноз этого подобного бездне взгляда и мало-помалу опять поддаваться этому неумолимому и необоримому зову джунглей… Чур меня! Чур!..
И вдруг она опустила ресницы.
— Публике — не желаю. Разве что тебе… Или, если уж следовать принятому сегодня штилю, — вам.
Я полуиспуганно поёжился:
— Наедине?
Она улыбнулась (всё понимает, всё чувствует, ведьма!):
— Ну почему же обязательно наедине. Можно и при всех. Только…
— Только, пожалуйста, без имен, — попросил я. — Тем более что этим людям они ничего не скажут.
Лариса кивнула:
— Можно и без имен. Ну, задавайте вопросы, мистер Вулф.
— Господи, да какой там Вулф, — смущенно пробормотал я. — Просто жалкий дилетант. А вы, оказывается, любите детективы?
— Как и все сказки, — пожала плечами она.
— Ни хрена себе! — изумился я. — Да неужели же наш "детектив" смахивает на сказку?
Лариса отбросила волосы со лба.
— Сейчас нет, но если всё записать на бумаге, сказка и будет. Мрачноватая, правда…
— Ладно-ладно, — перебил я. — Этот алмаз, конечно же, не приносил никакой мальчишка?
— Конечно же.
Я вздохнул:
— И он… наверное, ваш?
— Наверное.
На секунду я замялся.
— Но… Но зачем тогда вы сделали это, Лариса? Зачем отдали камень мне?
Она невесело усмехнулась:
— Не знаю, известно ли вам, но в один из августовских вечеров прошлого года я… я потеряла мужа.
— Мне известно это, Лариса, — скрипнул я зубами. — Простите…
Она снова пожала пышными плечами:
— При чем здесь "простите"! Не скажу, что лишилась горячо любимого человека, однако кое-чего я всё же лишилась.
Я был противен самому себе.
— Понимаю, понимаю, Лариса! Имущество, деньги, машины…
Она удивленно вскинула бровь:
— Что?! Да ничего подобного! Вся эта дребедень осталась при мне, теперь прибавилась еще и квартира в этом миленьком городе. Но вот чего я действительно лишилась… Как бы это поточнее объяснить… Статуса. Да-да, статуса королевы, если хотите. Вам ясно?
Я уныло развел руками:
— Увы, ясно. Но… но главный-то бриллиант короны у королевы остался?
Вещая улыбка Кассандры.
— Бриллиант остался…
Голос мой внезапно задрожал:
— И она…
— И она отдала его тебе.
Игра закончилась!.. Я почувствовал, что начинаю покрываться холодным липким потом.
— Но зачем? ЗАЧЕМ?!
— Боже мой, неужели не понятно? — Она закинула ногу за ногу. — Я решила тебе отомстить.
Слушайте, либо я и впрямь чего-то недопонимал, либо…
— Отомстить? Но что же это за месть, Лариса?!
Она улыбнулась радостно и откровенно:
— Это прекрасная месть, дорогой! Ты — с бесценным сокровищем в кармане, в свете последних событий…
И вот тут-то волосы зашевелились у меня на голове, и кажется, не только на голове.
— Так… так… — С трудом кивнул на выбитое окно: — Это… ты?!
Она подтвердила:
— Я.
— И ты связала Кота с… — Мой полубезумный взгляд упал на почти столь же ошарашенную Татьяну.
Лариса покачала головой:
— Не "связала", а "навела". Она и сама об этом не знала.
Жена Паука прошептала:
— Я не знала… Клянусь, не знала!
Но я мало-помалу начал брать себя в руки.
— Так значит, ты подпрягла Кота, а потом сама…
— … приехала в этот город, — подхватила Лариса. — И подружилась с Маргаритой — уж извини, дорогая, — чтобы иметь возможность находиться как можно ближе к эпицентру событий. Полагаю, это мне удалось.
Я угрюмо пробормотал:
— Это тебе удалось. Это тебе замечательно удалось, но… Но конечная цель пока не достигнута! Ведь я… прости, жив.
И вдруг…
И вдруг Снежная Королева — Огненная Саламандра весело рассмеялась:
— Ну и ладно!
Я насторожился:
— Не понял…
— А что тут понимать? — удивилась она. — Жив — значит, жив. И вообще… И вообще — я передумала.
— Передумала что? — уточнил я.
— Господи, да мстить же! Слушай, какой ты, оказывается, тупой!
Я оскорбленно поджал губы.
— И… давно передумала?
Лариса озорным взглядом стрельнула в сидящую шагах в пяти от нее Маргариту, лицо которой цветущим в тот момент назвать было никак нельзя.
— Да нет, не очень. Ну, скажем так — в одну жаркую майскую ночь. (Вот же стерва, а?) Но… — Лариса помолчала. — Но остановить его я уже не могла.
— Хорошо-хорошо! — поспешил закрыть я скользкую тему. — Значит, можно жить спокойно?
— Можно, — милостиво кивнула Лариса. — Живи и никого не бойся. То есть, не бойся меня, — поправилась она и многозначительно посмотрела по сторонам: — Ведь за остальных твоих подруг я, понимаешь сам, не отвечаю.
— Это я еще понимаю, — согласился я. — Невзирая на тупизну. А ты?
— Что — я?
— Ну-у, это… Я ведь должен вернуть тебе бриллиант.
Лариса энергично замахала руками, и ее большие тугие груди заколыхались под легким платьем не менее энергично.
— Нет уж, благодарю покорно, можешь оставить его себе! На память.
Я остолбенел:
— Что?!
— Только то, что слышал. Я еще достаточно молода, да и, по-моему, привлекательна, чтобы подвергать свою драгоценную жизнь опасности быть прибитой когда-нибудь из-за этой дряни. И знаешь, наверное, эти алмазы прокляты. Они — самые настоящие вдовьи камни, разве нет?.. А денег и прочего, поверь, у меня хватает.
— Я верю… Верю! — вдруг неожиданно для самого себя торжественно провозгласил я и рухнул перед Ларисой на колени. Рухнул и сказал: — Не пугайся, я не сошел с ума. Просто… Просто позволь хотя бы в такой форме выразить свое восхищение, ибо пока ты единственный человек из встреченных мною, кто отважился на столь героический поступок — добровольно отказаться от "Чёрного Скорпиона". Виват!
Глаза ее вспыхнули:
— Ну, может быть, не от всякого…
(Намёк?)
Я быстро поднялся и обвел остальных присутствующих сверхвнимательным взглядом.
