…При свете ночника ее лицо казалось мраморным ликом римской богини. Грудь вздымалась чуть ли не до подбородка, губы подрагивали…
Я заботливо набросил на нее простыню, но Лариса отшвырнула ее прочь:
— Отстань! Жарко.
— Извини. — Опер голову на локоть и продолжил смотреть на нее. Через минуту поинтересовался: — Самочувствие в норме?
Она фыркнула:
— Тебе никогда не говорили, что у тебя манеры комбайнера?
Я улыбнулся:
— Нет, единственный, с кем меня сравнивали, это сантехник. — Встал, собираясь сходить в ванную.
— Ты куда?
— Да так, покурить.
Она протянула руку:
— Подожди…
— Жду.
Смотрела она долго. В бездонных глазах, казалось, одновременно отражался и лунный свет, и электрический отблеск ночника.
И вдруг она тихо проговорила:
— Скажи… Она… лучше меня?
Я опешил:
— Она?! Кто — она?
И тут же понял. И счел за благо промолчать.
Лариса кивнула:
— Ясно.
— Что? Ну что тебе ясно?! — рассердился я.
Она же улыбнулась. Впрочем, довольно натянуто. А потом вдруг медленно раздвинула ноги… Ф-фу-у… горизонты, доложу вам, потрясающие!
— Но я тебе хоть немножечко нравлюсь?
Меня опять начало периодически колотить.
— Спрашиваешь! Да такой бомбы я не видел ни в одном порнофильме.
Глаза Ларисы затуманились:
— Это не совсем то, что я хотела бы услышать, но… Иди ко мне…
Я замотал головой:
— Сделай паузу! У меня пистолет раскалился.
Она усмехнулась:
— Требуется профилактический ремонт?
— Всего лишь осмотр. И его я доверю только тебе, клянусь! Подожди минутку…
Она устало опустила веки, и я, воспользовавшись моментом, скользнул в коридор. Шутки шутками, а моему пистолету и в самом деле требовался осмотр. В смысле — я должен был посмотреть, на месте ли он, потому что за истекшие два часа Лариса два раза выходила из спальни.
Осмотр закончился успешно. Пушка бармена все так же пребывала в заднем кармане моих брюк. Я достал ее, завернул в маленькое полотенце и от греха подальше засунул под ванну.
Потом покурил на кухне.
А потом, согласно здешних законов гостеприимства, потопал обратно в спальню.
Эх, соснуть бы хоть часок!
Удастся ли?..
Глава четырнадцатая
Я курил уже вторую за утро сигарету, когда дверь кухни распахнулась и на пороге нарисовалась Лариса. Она и сама была сейчас вся распахнутая, растрепанная и малость еще осоловевшая — но чёрт возьми! — ее это совсем не портило, наоборот: меня опять начало подмывать перебазироваться поближе к кровати.
Но нет! Не сердцем, а умом я понимал, что лучше не стоит. Забавы забавами, а Маргарита-то до сих пор неизвестно где: ее домашний телефон не отвечал, старика я уже не застал — куда-то уехал, — а номеров их мобильников не знал. Так что впереди маячил напряженный рабочий день, хотя чем конкретно будет он напряжен и где, я и сам покуда не ведал.
Нет, возможно, местная братия уже ищет Риту и не исключено, что найдет, но для меня персонально вопрос этот (если не считать факта нешуточного за нее беспокойства) являлся бы все равно второстепенным: тем, кто похитил Маргариту, нужен я в частности и алмаз — вообще. А значит…
И как раз в этот момент Лариса, запахивая на груди халат, — не вчерашний, купальный, а шелково-драконный, сиреневый и блестящий золотой вышивкой, — величественно вплыла в кухню, остановилась посередине, сладко потянулась, едва не задев перстнями люстру, и демонстративно покрутила перед самым моим носом своим потрясающим задом. А точнее — передом. Но не менее потрясающим.
— Как я выгляжу?
Я заверил, совершенно не кривя душой:
— Отпадно!
Она закружилась, не прекращая манипулировать тазом.
— А мой новый халат?
Я затушил сигарету в хрустальной пепельнице.
— Отличный халат!
Лариса поморщилась:
— Врёшь! Все вы врёте. Вам всем наплевать на мой новый халат…
— "Всем"?! — деликатно удивился я. — Но ты же сказала, что он новый.
Драматический вздох:
— Господи, разумеется, новый, но двое-то его уже видели.
— Включая меня?
Она покачала головой:
— Нет, исключая. Ты — третий.
Я хмыкнул:
— Тогда, милая, халат уже не совсем новый… — А у самого где-то как-то чуть-чуть защипало. Но не от ревности, нет. Ревность применительно к таким женщинам — роскошь совершенно бессмысленная и неконструктивная, по крайней мере, для человека разумного и рассудительного. Однако малюсенькая обида все же присутствовала — уж не могла из вежливости сказать, что я первый.
Лариса задумчиво посмотрела на меня:
— Да? — Помолчала и кивнула: — Пожалуй, ты прав. Хочешь, надену что-нибудь другое?
Я дружески погладил ее по груди.
— Не беспокойся, я не Отелло. И вообще, кажется, мне пора.
Лариса прищурилась:
— Искать ее? Так иди. И убери лапы! — неожиданно взорвалась она.
Я изумился:
— Ревнуешь?!
Она фыркнула:
— Еще чего! — И, круто развернувшись, направилась в ванную и захлопнула за собой дверь. А я… Я сидел и думал о том, что, похоже, у Маргариты Владимировны присутствует какой-то особенный талант в выборе подруг. Хотя… может, это и не она, а — ее выбирают…
Оделся до конца. Потом обулся. Потом постучал в дверь ванной.
— Занято! — донесся сквозь шум бегущей воды волнующий голос.
Но вновь отдаваться волнениям было уже попросту некогда.
— Ты скоро? — крикнул я. Ведь, во-первых, по правилам этикета мне следовало бы учтиво попрощаться, а во-вторых — и это, увы, главное — под ванной лежал мой пистолет.
Делать нечего, придется ждать. Я и ждал. Минут пятнадцать, пока наконец мстительная Лариса не закончила свои водные процедуры.
Она появилась, опять в "неновом" халате. Холодно глянула на меня, листающего в коридоре городской телефонный справочник.
— Уходишь? — И, не произнеся больше ни слова, царственной поступью проследовала в комнаты.
Меня это сейчас очень устраивало, и я ланью бросился в ванную, рухнул на четвереньки и заёрзал пятерней по полу. Слава богу, на месте. Вскочил, сунул, как мы выражались в детстве, "пестик" в карман и уже через мгновение снова был в коридоре.
Потоптался. Покашлял.
Нет ответа.
Горестно сказал:
— Ну, это… Пора мне…
Лариса вышла из спальни, на ходу расчесывая свои изумительные волосы. Еще недавно сумрачное лицо ее было теперь абсолютно спокойным и непроницаемым. Она щёлкнула замком и распахнула дверь.
Желая хоть как-то загладить явную, извиняюсь, склизкость ситуации, я виновато потянулся губами к ее щеке.
Лариса отшатнулась:
— Иди.
— Иду, — вздохнул я и вроде бы как нехотя преодолел порог. Обернулся: — Послушай…
Но дверь уже захлопнулась перед самым моим носом.
Когда-то в книжке одного психолога я вычитал некий любопытный пассаж. Ежели вы бредете с ружьем по глухому лесу и до слуха вашего вдруг начинают доноситься заунывные рулады саксофона, то вам и в голову не придет, что это действительно саксофон, а не самый что ни на есть натуральный волчий вой. И наоборот: находясь в гуще цивилизации и слыша вой волка, вы, повинуясь голосу здравого смысла и целой куче осознанных и неосознанных, но сызмальства засевших в печенках установок, наверняка не понесетесь тотчас же прочь, а лениво подумаете, что это, должно быть, какой-то полоумный меломан, в то время как волк, возможно, уже дышит вам в затылок.
К чему это я?
А хрен его знает.
Хотя, может, и к тому, что, вывалившись из подъезда не в лучшем расположении духа и занятый своими, самыми разнообразными мыслями, я не вполне адекватно отреагировал на очень негромкий и очень бесцветный оклик:
— Стоять!
Удивленно поднял голову:
— Что?!
Шагах в пяти от меня торчала сухощавая фигура парня лет двадцати трех-двадцати четырех. Лицо его было ну ничем не примечательно; про таких говорят иногда — "слепая задница". И вот эта-то "задница", уже напыщенней и наглей, повторила:
