Она посмотрела на ложу и сразу же встретилась взглядом с Юлей, которая понимающе улыбалась ей. «А что, разве я не права?» — говорила эта улыбка и еле заметный жест в сторону сцены.

Нину снова поразила Юлина красота. Сергей Ильич казался рядом с ней особенно бесцветным и старым. «Он намного старше ее… Что же она в нем нашла? — удивлялась Нина. — И что это за парень возле нее?»

Встречаясь в следующем антракте, они уже улыбались друг другу, как добрые знакомые, а когда одевались, Юля пригласила Нину и Якова к себе.

— Когда же вас можно застать? — поинтересовался Яков.

— С утра и до вечера, — засмеялась Юля. — Я почти всегда дома и почти всегда скучаю… Так я буду ждать вас, — уже непосредственно к Нине обратилась она.

— Они симпатичные, правда? — уже дома, расчесывая перед сном волосы, проговорила Нина.

— Как тебе сказать…

— Особенно Юля, — продолжала она. — Весело, наверно, живется таким красавицам на свете!.. Ведь правда, она очень красивая? — с самым невинным видом спросила Нина и умолкла, ожидая ответа Якова. Но он лишь сердито дергал галстук, затянувшийся в тугой узел.

— Никак не могу развязать, — наконец произнес он тоном обиженного ребенка. — Ты до сих пор не умеешь как следует завязать галстук!

— Давай помогу…

Но Яков упрямо продолжал дергать узел, и лицо его становилось все более сердитым.

Нине показалось, что он это делает нарочно — лишь бы избежать разговора о Юле. Что это? Боязнь проговориться, выдать себя неосторожным словом? Или в самом деле он равнодушен к новой знакомой? Но ведь Юля так хороша…

И снова ревнивый огонек вспыхивает в душе Нины. Что она знает о Якове? Ведь он почти весь день находится вне дома… Чем он живет, что делает и действительно ли работает все время? А может быть, он многое скрывает от нее… Как это так — быть знакомым с мужем и не знать жены? И почему он ей никогда ничего о них не рассказывал?

На следующий же день Нина пошла к Юле.

…С тех пор прошло два года. Постоянно встречаясь с Юлей, Нина искренне привязалась к ней. И чем больше ссорилась она с мужем, чем мрачнее и безрадостнее становилась ее собственная жизнь, тем чаще забегала она к подруге — забыться хоть на часок в атмосфере беззаботности и довольства, которая окружала Юлю.

Еще в начале их знакомства, когда они (что случалось весьма редко) остались с глазу на глаз, Юля рассказала о себе. Она была единственной дочерью хорошо обеспеченных родителей, которые буквально души в ней не чаяли. «Не чаяли?» — переспросила Нина. «Да, они уже умерли, — с легкой грустью промолвила Юля. — Мама мечтала, что я буду знаменитой артисткой, и всегда говорила мне об этом… Это, возможно, и испортило меня, — полуутвердительно, будто о постороннем человеке, сказала она. — Артисткой я не стала, а вливаться в рабочий класс или прозябать в сельской школе — не захотела. Памятника мне при жизни все равно не поставят, а после смерти он мне и не нужен», — смеялась Юля и щурила свои зеленые глаза, как хорошенькая сытая кошечка, которую всегда хочется погладить и которая об этом знает.

С Сергеем Ильичем Юля познакомилась, будучи студенткой третьего курса педагогического института. Случилось так, что она не могла обойтись без его консультаций и ходила к нему до тех пор, пока профессор сам не почувствовал ежедневной потребности консультировать умненькую и к тому же красивую студентку.

— Он… немного старше вас? — осторожно спросила Нина. Она никак не могла понять, чем же мог Сергей Ильич пленить Юлю.

— Немного? — развеселилась Юля. — Ровно на двадцать пять лет! В том году, когда я родилась, он женился в первый раз… Интересно, что сказала бы его первая жена, если бы кто-нибудь подвел ее к моей колыбельке и сказал ей, кем я стану для Сергея Ильича!

— Вы… ревнуете его к ней? — продолжала допытываться Нина, рискуя обидеть свою новую подругу. Но Юля, кажется, не принадлежала к числу тех, кого можно было обидеть. Она лишь состроила презрительную гримасу на своем хорошеньком личике и молча указала на стол, где лежал запечатанный конверт.

— Вон письмо от нее.

— Они переписываются? — поразилась Нина.

— Да, — равнодушно ответила Юля. — У нее от него трое детей.

Широко раскрыв глаза, Нина смотрела на Юлю. Так спокойно относиться к тому, что Сергей Ильич получает письма от бывшей жены и отвечает на них, даже не пытаться прочесть эти письма — нет, все это просто не укладывалось у нее в голове.

«Она не любит мужа», — решила Нина, хоть эта мысль была ей не очень приятна.

Со временем Нине пришлось убедиться, что Юля действительно совершенно равнодушна к Сергею Ильичу и даже не пытается скрывать это от посторонних. Вообще, Юля никогда, пожалуй, не заботилась о том, что могут подумать о ней люди. Она делала то, что хотела, что ей нравилось, а там — хоть трава не расти. «Один раз живем на свете», — любила повторять она и с жадностью набрасывалась на все, что могло развлечь ее. А Нину все больше и больше влекло к ней, как влечет мотылька к веселому огоньку.

В небольшой гостиной были спущены тяжелые темно-зеленые шторы, полумрак скрадывал очертания предметов, окрашивал их в неясные, изменчивые тона. «У Юли минорное настроение», — улыбнулась Нина, успевшая хорошо изучить подругу.

Каждый раз, когда Нина видела эту комнату при спущенных шторах, она производила на нее неприятное впечатление. Казалось, что здесь уже давно никто не живет, что все здесь поумирали и лишь большие стенные часы, заведенные раз и навсегда, отстукивают никому не нужные минуты.

Нина неоднократно говорила об этом Юле, но та совершенно серьезно отвечала ей, что эта комната — чистилище, через которое должен пройти каждый, прежде чем попасть в рай. «Там остаются грехи всех приходящих ко мне знакомых…»

Юля была в другой комнате, несколько большей, чем гостиная. Сидела в широком кресле, поджав под себя ноги, и читала толстую книгу. Медленно подняла глаза на Нину, молча протянула ей холеную, с узкой ладонью руку.

— Что ты читаешь? — спросила Нина.

— Гюго, — коротко ответила Юля. Мечтательное выражение еще не сошло с ее лица, она все еще переживала прочитанное. — Здесь есть страшная по своей силе сцена… Ты давно читала «Человека, который смеется»?

— Очень давно. Еще до войны.

— Обязательно перечитай, — посоветовала Юля. — Вот послушай.

Открыла книгу, но затем раздумала:

— Нет, это долго читать. Помнишь историю Гуинплена и герцогини? Он — паяц, презренный комедиант, она — властительница мира, полубогиня. Он — урод, она — ослепительная красавица. Но красавица с разными глазами: голубым и черным. Сочетание неба и земли, невинного и греховного, светлого и темного, что живет в каждом из нас…

Заинтересованная Нина на минуту забывает, зачем пришла сюда, и внимательно слушает Юлю, стараясь угадать, к чему она ведет. А Юля, мечтательно щуря глаза, продолжает говорить, медленно и тихо, словно в бреду:

— Она — настоящая женщина, эта герцогиня! Она знала, где сорвать сладчайший плод жизни и как достойно вкусить его. «Ты урод, а я красавица. Ты скоморох, а я герцогиня. Я — первая, ты — последний. Я хочу тебя. Я люблю тебя. Приди…» Отдаться красавцу с напомаженной головой и усиками — это повторить извечную банальность, на которую только и способны ограниченные Евы. А броситься в объятия урода, смешать отвращение с наслаждением, унизить и в то же время возвысить себя — удел немногих, может быть, одной на все поколение…

— И ты мечтаешь об этом? — спросила потрясенная Нина.

Юля серьезно ответила:

— К сожалению, в наше время таких уродов не фабрикуют…

— Ты просто клевещешь на себя!

— А разве тебе никогда не хотелось побродить по лужам? — внезапно спросила Юля.

— Зачем?

— Чтобы потом иметь повод вымыться! — отбрасывая книгу, уже смеется Юля и сразу же становится такой, как всегда: заразительно-веселой, насмешливо-шаловливой.

Она вскакивает с кресла.