«А что делает сейчас та девушка? — вспоминает Яков вчерашнее утро в парке. — Может быть, она тоже улыбается этому яркому солнцу и так же радуется ему?
Вчера Валя поцеловала меня…
А тебя, старшина, целовала ли уже девушка, которую ты считаешь „лучшей з усих на свити“? И возвращался ли ты домой, удивляясь сам себе и не понимая, что ты за цаца такая? Или, может быть, ты уже справляешь свою свадьбу, сидя рядом с молодой, которая под веселые возгласы „горько!“ покорно поворачивает к тебе свое лицо, подставляя прохладные, как лепестки только что распустившегося цветка, губы? Тебе завидуют старые и молодые, — особенно молодые, которые завороженно смотрят на твою любимую: „Или я слеп был, что не заметил ее!“ — а ты пьешь и за нее, и за себя, готовый чокаться со всеми людьми на земле, и ни капельки не пьянеешь, потому что другой хмель горячит твою кровь.
Пей, старшина, пей и целуй свою молодую, чтобы не было горько добрым соседям твоим!..»
— Валя! — негромко зовет Яков и, когда она появляется в дверях, смущенно говорит: — Я хотел посмотреть на тебя…
Валя делает нетерпеливый жест…
— Я уже встаю, Валюша, — торопливо обещает он.
— Вот это лучше!
Но Яков еще лежит. Ему очень хочется, чтобы Валя подошла к нему, присела на постель, склонилась над ним. Что ему какие-то там пироги!..
— Яша, ты долго еще думаешь валяться?
— Уже, Валюша!
Он соскакивает на чистый, нагретый солнцем пол и идет умываться.
Вернувшись, он видит, что Валя уже кончила возиться у плиты и, сбросив фартучек, поправляет волосы перед небольшим зеркалом.
— Зачем ты обрезала косы, Валя? — спрашивает Яков.
Она оборачивается и серьезно смотрит на него. Не ответив, старательно закалывает густые непокорные волосы.
— Я помню твои косы. Какие они были чудесные! Ты обрезала их, когда… познакомилась с Владимиром?
— Нет, когда поступила в университет, — совершенно спокойно отвечает Валя. — Подруги уговорили, я и пошла в парикмахерскую, а потом проревела всю ночь… Да разве мало глупостей делали мы в молодости! А ты, — помнишь, как ты отпускал усы? — засмеялась она. — Они были такие реденькие, коротенькие, а ты, сидя на уроках, украдкой пощипывал их, будто надеялся вытянуть их хоть немножко…
— Ну, это уж неправда! — возражает Яков.
— Как неправда? — возмущается Валя. — Да все ребята потом на усах свихнулись! И продолжалось это до тех пор, пока Семен Васильевич не высмеял вас… Ты помнишь Семена Васильевича? Он и сейчас в нашей школе преподает. Старенький такой, поседел и ходит с палочкой…
Валя стоит перед Яковом, оживленная, согретая воспоминаниями, все еще поправляя волосы. Короткие рукава упали на плечи, обнажив полные, немного загорелые руки.
— Ты чего так смотришь? — улыбается она и вдруг становится серьезной, такой же, как несколько минут назад. Отрывает руки от головы, но не успевает опустить их; Яков, быстро обняв ее, крепко прижимает к себе. А когда Валя, избегая его поцелуя, откидывается назад, он припадает губами к ее теплой, нежной шее.
— Яша, не нужно!.. Яша, пусти!
Яков чувствует, как трепещет, бьется горячее Валино тело, как упирается она руками в его грудь, пытаясь вырваться, у не может заставить себя выпустить ее из своих объятий.
Наконец Валя вырывается. Стоит, красная и задыхающаяся, поправляя платье. Но вот глаза ее встретились с его глазами. Она улыбнулась какой-то жалкой, растерянной улыбкой и вдруг заплакала.
— Валя, я не хотел обидеть тебя!.. Валя!..
Он берет ее за плечи, ведет к стулу, а Валя, опустив голову, покорно идет впереди него.
— Ничего, Яша… ничего… Это так… Это пройдет, — шепчет она сквозь слезы.
Яков совершенно не ожидал этих слез и поэтому не знает, что ему сейчас говорить, что делать. Ему и жаль Валю, и немного досадно на нее. «Что я такого сделал? Она вчера сама поцеловала меня!..» Яков ничего не понимает и тихо говорит:
— Валя, я ничего плохого не думал…
— Я знаю…
— Я просто не мог иначе… Я не хотел тебя обидеть!
— Какой ты чудак! — сквозь слезы смеется Валя.
Она уже не плачет, и глаза ее, омытые слезами, кажутся еще больше, еще глубже, но в них уже нет прежней светлой радости.
Валя подымается, подходит к зеркалу и, отвернув воротничок, рассматривает красное пятно на шее.
— Сумасшедший!.. Ну, что мне теперь делать? — с неподдельным отчаянием спрашивает она. — Как на люди выйти?
Он молчит. Пусть лучше ругает, пусть кричит на него, только не плачет…
— Видишь, переодеться нужно, — продолжает Валя. — Жди теперь!
Яков провожает ее ласковым взглядом: Валя не сердится на него.
Но отчего она избегает его? Почему этот испуг, эта еле уловимая тень тревоги в глазах, как только она замечает, что он хочет обнять ее? И почему эти слезы?
Горбатюк подымает глаза и снова встречается с пристальным взглядом того, кто когда-то любил Валю. И ему снова кажется, что Владимир удивляется, почему в этой комнате появился незнакомый ему мужчина и предъявляет свои права на его жену.
«Неужели она плакала из-за тебя?» — мысленно спрашивает Яков и вдруг, пораженный, останавливается; он обнимал Валю, целовал ее здесь, перед этим портретом. Им овладевает такое смущение, словно он делал это при живом человеке, и ему по-детски хочется повернуть портрет лицом к стене.
«И почему она не сняла его? Ведь она знала, что мне будет неприятно все время видеть его перед собой!» — с досадой думает Горбатюк, забывая, что он ведь приехал, никого не предупредив.
Его мысли прерывает голос Вали:
— Будем завтракать. А то ты скоро умрешь с голоду…
Уже за столом, полный неясной обиды на Валю, Яков спрашивает:
— Ты очень любила своего мужа? — и напряженно следит за выражением ее лица.
Звякнула ложечка, выпавшая из руки, испуганно встрепенулись брови. Валя в упор посмотрела на него чистыми, правдивыми глазами, и он, не выдержав ее взгляда, опустил глаза.
— Зачем ты об этом спросил?
Яков молчит. Он и сам не знает, зачем, так как сейчас не в состоянии понять, что творится у него в душе.
— Я ведь не спрашиваю, очень ли ты любил свою жену…
«Вот я и добился своего», — с горечью думает Горбатюк. Он уже зол на себя, на свою невыносимую привычку все анализировать. Будто нельзя принимать жизнь такой, как она есть, и радоваться, не спрашивая, откуда эта радость!.. Ведь так хорошо началось сегодняшнее утро, так хорошо прозвучали Валины слова «наш день» — и вот одного необдуманного вопроса было достаточно, чтобы испортить все. И за что он мучит Валю!
Яков берет ее безвольно опущенную руку и, слегка сжимая, мягко говорит:
— Ну, не сердись, Валюша… Я совсем не хотел сделать тебе больно. Просто у меня такой уж характер…
А сам думает, что еще немало мучительных вопросов они будут ставить друг другу и на эти вопросы придется отвечать…
VII
Нина чутко прислушивалась. В квартире напротив скрипнули двери, щелкнул замок, потом на лестнице послышались быстрые шаги. И снова воцарилась тишина.
Она так и знала: Оля не зашла к ней! Раньше, убегая на лекции, Оля обязательно стучала к Нине, и Нина привыкла каждое утро видеть свежее и веселое лицо подруги. Встреча с Олей согревала ее, создавала хорошее настроение, а теперь она почувствовала себя страшно одинокой и с отчаянием думала, что навсегда потеряла Олину дружбу.
Вчера Нина долго плакала, напугав дочек своими слезами. Оля, придя от подружки и застав мать в слезах, сразу же нахмурилась, худенькое личико ее искривилось, а Галочка подошла к матери, внимательно посмотрела на нее серьезными глазами Якова и положила ей на колени свою новую куклу.
— Ма, ты плачешь?! На куклу, ма, на! Поиграй!
Попытка дочки утешить ее еще больше расстроила Нину, и она никак не могла удержать слез, хоть и улыбалась дочкам, чтобы успокоить их. Тогда Галочка, оглянувшись на сестру, которая уже всхлипывала, тоже расплакалась.
Нина сразу опомнилась:
