Горбатюк долго колебался, прежде чем обратиться к юристу. Неприятно было думать о том, что придется разговаривать с чужим человеком, посвящать его в самые интимные детали своей жизни.

«Что я ему скажу? — думал Яков. — Чем объясню свое желание развестись с Ниной?»

Только теперь он серьезно задумался: какие мотивы сможет он выдвинуть, чтобы суд удовлетворил его ходатайство? Яков уже понимал, что одного «не хочу» здесь недостаточно, что надо доказать суду необходимость развода.

А ведь до сих пор ему казалось, что невозможность их совместной жизни очевидна. Разве мало того, что они ежедневно ссорятся, что Нина мешает ему работать?..

Ну, а если судья скажет: «Нужны факты, а не ваши соображения», — что он ответит? Снова станет утверждать, что они часто ссорятся? Но как доказать, что эти ссоры затевает Нина, а не он? И разве Нина не сможет сослаться на его пьянство в оправдание своей несдержанности, заявить, что все семейные дрязги были связаны с тем, что он почти всегда являлся домой пьяным?.. Впрочем, у него все-таки был один козырь: Нина не раз прибегала в редакцию и устраивала там скандалы… Но достаточно ли будет этого?

«Должны же они понять, что я не могу больше жить с ней! И какое они имеют право неволить меня, если Нина стала мне чужой?.. Разве такой должна быть подруга жизни у человека, который работает творчески и все свои силы отдает этой работе?..»

Юрист, которому отрекомендовал Горбатюка заведующий юридической консультацией, был весьма популярным и очень занятым адвокатом. Он уже собирался куда-то бежать, укладывая бумаги в большой портфель из черной кожи, и, услышав, что должен принять еще одного клиента, взглянул на часы и задумался.

— Может быть, я в другой раз? — спросил Яков.

— Нет, нет, сидите, сидите! — замахал руками адвокат. — Знаете, бывают ведь такие загруженные дни… — приветливо улыбнулся он Якову, усаживаясь в кресло. — Кажется, и минуты лишней не найдешь, а потом — целый час выкроить удается…

Он говорил несколько приглушенным голосом, с оттенком интимности. Все в нем: и скромный коричневый костюм, и белая в коричневую полоску рубашка, и теплая улыбка, освещавшая худощавое, армянского типа лицо, и гладко причесанные черные волосы — все нравилось Якову. Он уже знал, что сможет говорить с этим человеком без того неприятного чувства принужденности, которое всегда овладевало им при разговоре с незнакомыми людьми.

— Я к вам по такому, так сказать, деликатному делу, — заговорил Горбатюк. — Видите ли, у меня… — он запнулся, но, встретив внимательный, ободряющий взгляд адвоката, решительно выпалил: — Я хочу развестись с женой! — И, сказав это, уже спокойнее начал излагать свою историю.

Адвокат слушал его, вертя в руках красный карандаш.

— У вас дети есть? — после минутной паузы спросил он.

— Есть. Двое. Старшей — семь, а младшей — три года.

— Давно женаты?

— Восемь лет.

— А раньше, в первые годы совместной жизни, у вас бывали ссоры с женой?

— Не было. Нет, были, — поправился Яков. — Но так мы еще не ссорились. И мирились тогда… А теперь примирение невозможно, — быстро прибавил он, видимо, для того, чтобы адвокат понял всю твердость его решения. — Я хочу знать, достаточно ли этого, чтобы развестись с женой?

Адвокат отложил в сторону карандаш, сплел пальцы, и Якова поразила белизна его рук.

— Вы спрашиваете, имеется ли у вас достаточно оснований для того, чтобы добиваться развода с женой? — заговорил он, наклоняясь к Горбатюку. — Видите ли, брак и все, связанное с ним, — очень сложная вещь… Я вам даже признаюсь: не все адвокаты охотно берутся за такие дела. Здесь почти никогда не можешь предугадать, выиграешь или проиграешь…

Опустив руки на стол, адвокат покачал головой, словно осуждая тех своих коллег, которые неохотно берут на себя бракоразводные дела.

— К вашему делу, как и ко всякому другому, необходимо подходить с двух сторон: формально и по существу, — продолжал он тихим, мягким голосом. — С формальной стороны, вы, возможно, имеете право требовать расторжения брака. Однако суд будет рассматривать ваше дело по существу, учитывая интересы обоих супругов, а главное — исходя из интересов детей. Ведь за воспитание детей несут ответственность не только родители, но и все наше общество, наше государство… Далее. Суд обычно пытается выяснить, окончательно ли распалась та или иная семья, стремится установить — нужно ли в данном случае хирургическое вмешательство или достаточно вмешательства терапевта, то есть следует ли отрезать то, что уже невозможно вылечить, или необходимо лечить весь организм, добиваясь его выздоровления.

В нашем законодательстве не предусмотрены все случаи, при которых дается развод и при которых не дается. Наше законодательство учитывает, что семьи не похожи одна на другую и каждый отдельный случай в той или иной семье отличается от других… Вы помните, как замечательно сказал в первой же фразе своего романа Лев Николаевич Толстой: «Все счастливые семьи похожи одна на другую, каждая несчастная семья несчастлива по-своему», — с видимым удовольствием процитировал адвокат. — Несчастлива по-своему… Как прекрасно сказано, не правда ли? — Но взглянув на Горбатюка, который в данную минуту никоим образом не был способен достойно оценить мудрость толстовских слов, принял более официальный вид и продолжал: — Поэтому и суду нашему предоставляется в каждом отдельном случае решать судьбу той или иной семьи лишь после тщательного расследования дела, взвесив все «за» и «против»… Однако в нашей судебной практике за последние годы…

— Аркадий Анатольевич, к телефону! — позвали из соседней комнаты.

Адвокат улыбнулся и развел руками. «Видите, какой я занятой человек!» — должен был означать этот жест.

Он вышел, легко и мягко ступая.

«Как только вернется, попрошу извинения и уйду», — решил Яков. — Но подумав, что ему еще раз придется пойти в консультацию, вспомнив, как неловко было ему заходить сюда, сразу же изменил свое решение.

— В судебной практике определилось несколько обстоятельств, при которых дается развод, — возвратившись, продолжал Аркадий Анатольевич с таким видом, будто никто и не прерывал их беседы. — Первое: длительное лишение свободы одной из сторон. Никто ведь не имеет права заставлять ожидать возвращения мужа или жены пять, десять, а то и больше лет… Второе: хроническое психическое заболевание одной из сторон. Затем бывают случаи, когда между людьми уже не существует фактических брачных отношений в течение многих лет. Хоть брак между ними де-юре еще продолжается, но де-факто давно прекращен; они обзавелись новыми семьями, имеют детей. Здесь суд просто вынужден констатировать распад старой семьи… Суд расторгает брак и в том случае, если муж — алкоголик, бьет детей, издевается над женой…

Горбатюк, до сих пор смотревший адвокату прямо в глаза, опустил голову и покраснел. Но Аркадий Анатольевич, словно ничего не замечая, спокойно продолжал:

— Да, хотя подобные позорные случаи и стали у нас исключением, они, к сожалению, иногда еще встречаются… Затем — измена мужа или жены. И, наконец, распад семьи из-за отсутствия общих интересов, когда между супругами нет больше любви и взаимного уважения. Но для этого необходимы серьезные доказательства…

— А постоянные ссоры — разве это не доказательства?

Адвокат улыбнулся, как улыбаются взрослые, услышав наивный вопрос ребенка.

— К сожалению, недостаточные. Чем вы докажете, что это — правда, а не… м-м… некоторое извращение фактов с вашей стороны? Представьте себе, что ваша жена скажет суду, что любит вас и хочет жить с вами…

— Она сама согласилась на развод, — ответил Яков, вспомнив последний разговор с Ниной.

— Возможно, что и так. Возможно, — согласился адвокат и тут же поставил новую преграду на пути к разводу: — Но есть ли гарантия, что она до суда не изменит своего решения? И к тому же, даже в этом случае, суд будет рассматривать ваше дело, исходя из интересов детей, семьи в целом… Так вот, нужно еще раз взвесить, достаточно ли серьезен разлад в вашей семье, не осталось ли между вами какого-нибудь, хотя бы небольшого, мостика, чтобы вы снова могли сойтись. Подумайте, не будете ли вы сами потом, после суда, раскаиваться в том, что сделали. Может быть, нужно лечить, а не отрезать! Может быть, ваша жена уже хочет помириться с вами. В таком случае, простить ее, вычеркнуть из памяти неприятное прошлое, снова вернуться к семье — будет много разумнее…