То есть, мы имеем полный производственный цикл.

— Это я и сам понял, — с непередаваемо довольным видом перебил его Димон. — Мы имеем нехилый шанс сесть на эту золотую трубу. А то, что тут всё разрушено, так это ерунда. Всего делов то, начать и кончить. Поэтому, нечего думать и сомневаться, надо грести всё под себя и завтра же начать завозить сюда стройматериалы. Солепромысел — это же чистое золото.

Да, как во всяком деле тут есть куча проблем. Ну и что? Пусть это не нефть, пусть соль — тоже неплохо. Хочу быть солевым магнатом. Ни хрена не делать, а только бабки стричь.

— Если ты не будешь меня перебивать, я пожалуй, быстрее закончу, и мы все с чувством честно выполненного долга отправимся домой, — покачал головой Сидор. — Но это только в том случае, если ты не будешь меня перебивать.

— А насчёт желания стричь бабки — хоти, — равнодушно пожал Сидор плечами. — Хоти! Только предварительно вложи в восстановление своей трубы мильёнчиков эдак с пару, да попахай потом в этой жаре эдак с годочек.

Пока сюда добирались, я вчерне прикинул, сколько одного только кирпича уйдёт на восстановление разрушенных пролётов акведука, и не того дешёвого плохонького кирпича, что мы с тобой видели на восстановленной части питьевого акведука, а нормального, того что идёт у нас самих на замковые стены. И это всё — не считая цемента, песка и воды, которые тоже все надо завозить издалека.

И мне сразу поплохело.

А сейчас вижу, что летом здесь в этой долине жить вообще нельзя. Полчаса на гребне бывшей плотины постояли, к ключам сходили, ещё метров триста туда и обратно, и нам уже плохо, сознание плывёт. Здешняя жара просто убивает.

— Да и вообще, пора отсюда убираться. Глядишь, на полчаса лишних здесь задержимся все тут и останемся.

— Не знаю, может и вправду в этой долине радон выходит на поверхность, а может и ещё какая гадость. По мне одного солнца достаточно, — глухо отозвался Сидор, подняв голову и бросив на палящее солнце косой мутный взгляд. — Дышать невозможно. Котловина замкнутая, ветра нет, печёт как в муфельной печи, дышать нечем. Сюда надо вернуться зимой. Если что и восстанавливать, то исключительно зимой.

По словам местных, тут у моря отрицательные температуры со снегом зимой большая редкость. Так что можно спокойно строить.

Жаль только зимы всего ничего. Январь, февраль — и вся зима. Ну, ещё прихватить конец осени — начало весны. Четыре, пять месяцев, в лучшем случае, а потом бежать отсюда надо, иначе хана в этой душегубке. Думаю, зимой смело можно строиться.

Остаётся лишь доказать свои безусловные права на владение и можно хоть этой осенью приступать, — с кривой ухмылкой констатировал Сидор. — Если, конечно, деньги найдём.

— Чё ты так завёлся? — непонимающе посмотрел на него Димон. — Из тебя так и брызжет словесный понос. Тебе словно в одно место шило воткнули и пару раз там провернули. И ноешь, и ноешь, и ноешь. Что случилось?

— В переданных нам Советником бумагах, на собственность де Вехторов в этом районе, ни о каком солепромысле, не было сказано ни слова, — тихо проговорил Сидор. — А это наводит на самые неприятные розмыслы. Я в своё время тщательно перебрал все бумаги, что у нас есть по этой теме. И вот сижу теперь здесь с тобой на этом солнцепёке и думу думаю. А не играет ли наш Советник в какую-нибудь свою хитрую игру за нашей спиной?

— Конечно, играет, — удивлённо покосился на него Димон. — Играл, играет, и всегда будет играть так, как считает для себя нужным. Тут или валить его надо, со всем и его играми, чтоб под ногами больше не путался, или тупо переть буром вперёд, играя только свою игру, и не обращая внимания ни на твоего Советника, ни на Голову, ни на кого-либо ещё. Что мы всегда делали, делаем, и будем делать, между прочим. Потому как мне больше по душе своя игра, и тебе тож. Так что говорить тут не о чем, смысла не вижу.

— Не поверишь, как хочется взять Советника моей баронессы за одно конкретное место и крепенько так зажать это самое место в тисочках. Или дверным косяком прищемить. Чтоб игрища свои не устраивал. Не поверишь, как он меня достал, — покачал Сидор головой.

— Не проблема, зевнул Димон. — Вернёмся в Ключ, тут же возьмём этого дятла за причинное место. Он нам тут же все свои тайны и выложит.

— Угу, возьмёшь его, угря склизкого, — поморщился Сидор. — Сосунки мы против него. Так что единственно, что мы можем сделать, прежде чем опять в очередную бяку ввязываться, попытаться перед тем тщательно во всём здесь разобраться. Что здесь такое есть? Что это за солепромысел такой, блин? — сердито проворчал Сидор. — А то, глядишь, вложимся своими бабками, а потом какой-нибудь нежданчик выскочит, типа старый хозяин этих мест, и права начнёт качать. Или доли станет требовать, или ещё чего.

А ведь халявщиков то много. Он такой не один такой припрётся, ещё и с группой поддержки. Хорошо если один да с отрядом малым, понадеявшись на существующие в местном обществе условности, чем даст нам форы.

А если таких претендентов будет несколько, да каждый из них с целой армией заявится? Большой, малой — в принципе не важно? Нам много не надо. У нас даже стены вокруг замка ещё не восстановлены, только-только приступили.

Так что при желании и умении, которые у местных безусловно есть, нас из этого замка соплёй вышибить можно. Нас здесь всего ничего. В замке непостоянные сотни три, четыре, да на маршрутах тыщи полторы, две, когда как. Да в замке над душой пять тыщ дармоедов бывших рабов висят. Как они себя поведут в случае конфликта с местными — непонятно.

Что из того что мы вызвать можем из дома сколько угодно бойцов? Пока оттуда сюда доберутся, нас всех здесь на ноль помножат.

— Ты не ной, а лучше глянь ка туда.

— Что? — Сидор повернулся к Димону.

— Видишь, на последней опоре акведука, та, которая первая, если считать от озера, выбит родовой герб де Вехторов. Видишь? Ви-и-идишь! Вот тебе и ответ на твой вопрос, кто в прошлом здесь был хозяин. Вехторы! Даже доказывать ничего никому не надо. Само в глаза прёт.

— Слона то я и не приметил, — задумчиво буркнул Сидор. — Всё, делать здесь больше нечего, возвращаем.

Ещё раз проверив привязанную к поясу фляжку с раствором соли, Сидор быстро закатал отколотый на берегу ручья большой кусок серой соли в чистую холщовую тряпицу, захваченную как раз на подобный случай, и упрятал его в висевшую на плече полевую сумку.

— Теперь точно всё, — отряхнул он испачканные белёсой солью грубые плотные штаны. — А то и в самом деле невозможно эту жару терпеть. Что ни говори, а дух здесь какой-то нехороший.

Может и правда радон в этой котловине на поверхность выходит, а может и ещё что. Что — не знаю, но мне здесь определённо не нравится. По любому отсюда пора сваливать, пока копыта не откинули.

— Не поверишь, стал ловить себя на мысли, что скучаю по Голове со Старостой, — слабо улыбнулся Сидор. — Бред какой-то. Словно мне этой сволочной парочки не хватает. Экстриму, наверное, мало. Так и хочется с кем-нибудь полаяться. Что делать?

— Терпи, родной, — слабо улыбнулся Димон. — Тебе теперь долго придётся терпеть.

— А и в самом деле, — резко поднялся он на ноги. — Что-то засиделись мы с тобой, Димон. Двигаем в лагерь, там уж, наверное, все собрались и только нас ждут. Поклюём кулеш и ходу отсюда. Полдня не прошло, а какая душегубка.

К полудню стало совсем невмоготу. Духота стояла страшная, давящая, какая-то мёртвая без единого колебания воздуха, словно пекло в аду. Дышать было тяжело и хотелось покинуть это место как можно быстрей. И ещё этот странный запах, преследовавший их последний день. То ли сероводорода, то ли вообще не пойми чего. Сколь ни принюхивайся, а совершено невозможно разобрать, чем пахнет. Но одно сказать можно твёрдо — гадостный запах, неприятный.

— Что последнее скажу, — тяжело перевёл дух Сидор. — Не смотри на то, что тут сейчас никого нет. Наверняка на этот солёный ручей кто-нибудь да предъявит права. Потому как, когда появимся мы здесь, доходов с этого озера и этого ручья никому уже не видать, кроме нас. А это значит, что кому-то мы на мозоль точно наступим.