Вылезший следом за Димоном из раскопа Ван подошёл к ним, отряхивая пыль с колен, и не поздоровавшись, сразу включился в разговор.

— Димон прав. Надо нам всем из трактира выселяться. Там мы на головах друг у друга скоро сидеть будем. Народ с обозами постепенно прибывает, а селить в трактире уже практически некуда.

Как вонища пропала, мои ребята тож заглянули в пару домиков на той стороне, — кивнул он на противоположный край площади за провалом. — Гранит на крыльце, колонны мраморные, полы паркетные, наборные. Где остались, — ухмыльнулся насмешливо он. — Дома — улёт. И не живёт никто. Ну, кроме бомжей, — тут же поправился ящер.

Ну, это-то понятно. Место уж больно поганое, помоечное было. Ну а раз уж мы тут окончательно обосновываемся и помойку убрали, то может, стоит нам приспособить парочку ближайших особняков под казарму? А то в трактире реально тесно становится жить.

Недавно пришёл малый обоз, что двигался следом за нами. Скоро следует ждать следующий. И чего? Где люди отдыхать будут?

Да и неуютно как-то в бывшем трактире. Сыро там почему-то, хоть место вроде бы как высокое. Из углов гнилью постоянно какой-то непонятной тянет, словно на болоте живём, а не на вершине холма. А здесь по рельефу ниже и почему-то подвалы сухие. И влагой так не тянет. Я однозначно за переезд.

Да и другие дома там, рядом с трактиром мало на что пригодны. Поначалу-то вроде бы как все схватились за них, а теперь не знаем, как и избавиться. Какие-то они все, — замялся он, не зная, какое подобрать подходящее слово, — не уютные, что ли? Сырость, плесень кругом, словно на гнилом болоте живём. Может, когда-то жить там и было хорошо, но не сейчас, — погрустнел он. — В этом отношении дома в той части города, что за площадью, предпочтительней.

Пора бы нам расширяться.

— Сам знаю, что пора, — мрачно усмехнулся Сидор. — Ещё до того, как мы взялись мусор с помойки вывозить и городских к этому грязному делу подключили, я все три ближних к замку квартала целиком просмотрел, каждый дом, что между тремя лучевыми просеками расположены, от нас, и в сторону реки.

— Это всё дома Веховские, если судить по гербам на фронтонах домов. Так что как бы не пришлось, потом согласовывать переселение с Советником баронессы, да и с самой Изабеллой. Обещать то нам они многое обещали, да не худо бы получить ещё одно тому подтверждение, желательно письменное. Язык лишний раз спросить не отвалится, а людям приятно будет, что о них не забывают.

— А те, что идут вдоль залива? — вопросительно глянул на него Ван.

— Те, что вдоль залива — по-разному, — цыкнул зубом Сидор. — Опять же если по гербам на фронтонах судить, то каких хозяев там только не было. А помимо этого ещё и постоянное население присутствует, неизвестно по какому праву занимающее дома. Там вдоль берега вонь со свалки не так доставала, да и море рядом, ветерок с залива запахи сдувал. Так что, пока непонятно что со всем этим делать. Выселять или арендную плату назначать, или до поры всё как есть оставить — не знаю. Пока окончательно со свалившимся нам на голову наследством не определимся, пусть так и живут.

— Да нам вроде бы как не мешают, — пожал плечами Димон. — Да и веселей как-то с людьми, хоть и чужими. Не всё мы тут одни, да одни, как сычи.

— Ты-то что скажешь, рептилия? — синхронно глянули оба на ящера.

— Я — только за, — оскалился в ответ ящер. — С сапиенсами, пусть и хамо, лучше, чем одним, — захлопал тот лапами по измазанной в мокрой глине одежде, безуспешно пытаясь сбить налипшую грязь. — А то без живых людей брошенный город слишком мрачно выглядит. По мне, пусть лучше пока живут, а дальше видно будет. Если на что окажутся пригодны — пусть остаются и дальше. Будут мешать — вещи на улицу и марш за ворота. По мне только так.

— Значит, решено, — хлопнул ладонями Сидор, соглашаясь. — Пойду, пошлю парней. Пусть сходят, предупредят. Чтоб не говорили потом, что не предупреждали.

А то придём выселять, а они ни ухом, ни рылом. Как-то неудобно, не по-людски это как-то, без предупреждения.

Залитая предрассветным сумраком большая пустынная комната на втором этаже гостевого крыла бывшего пиратского трактира, в этот ранний предутренний час была удивительно тиха и уютна. В комнате было столь тепло, как не было, наверное, последних несколько лет. Видимо наконец-то сказались приложенные к тому титанические усилия Сидора с Димоном, потративших немало времени на заделку многочисленных щелей в стенах и в рассохшихся рамах, откуда ранее безжалостно выдувало из комнаты тепло.

В старом трактире в этот ранний час не было слышно ни малейшего шевеления. Даже склонившаяся над большим кособоким столом возле окна плохо различимая в свете одинокой свечи чья-то фигура, тихо поскрипывающая карандашом по разложенным перед ней листам грубой писчей бумаги, не нарушала разлитого вокруг покоя. Кругом царило ощущение удивительной неги и пу'стыни.

Комната поражала удивительным аскетизмом, если не сказать прямо — вопиющей нищетой. И даже пара обшарпанных старых кривых стульев по бокам сбитого из нестроганых досок стола, как и две узкие койки, приткнувшиеся по противоположным глухим без оконных проёмов стенам, удивительным образом добавляли ощущения пустоты и убогости, царивших в комнате.

В стоящей там же у окна небольшой круглой печурке, с уютно пофыркивающим на плоской верхней крышке помятым, сильно закопчённым медным чайником, тихо потрескивали не прогоревшие ещё с ночи сыроватые полешки от недавно добытого из вод реки Мутной топляка. Но сильно сократившаяся за прошедшую ночь небольшая оставшаяся горка дров рядом с входной дверью, недвусмысленно указывала, что было истинной причиной тепла и уюта в комнате.

Открыв глаза, Димон какое-то время в умиротворённом полусонном состоянии вслушивался в царящую кругом тишину, и, поморщившись, перевёл сонный взгляд на сидящую возле окна за столом фигуру.

— Чё не спишь? — хрипло, спросонья просипел он. — Всё считаешь, неугомонный? Охота тебе, — сладко зевнул он.

Ну и как, много насчитал?

Медленно повернувшись к нему, сидящий у окна Сидор устало помял пальцами красные от недосыпа глаза.

— Глаза болят, — не отвечая, тихо, таким же сиплым голосом пожаловался он. — Как песка насыпали. Раньше думал это просто выражение такое, а теперь который раз уже сам убеждаюсь. Всю ночь не спал. Не спалось.

— И чего? — зевнул Димон. — Есть свет в конце туннеля?

— Полно. Вместе с электричкой навстречу, — сразу поскучнев, вяло отозвался Сидор. — Полное понимание, что мы в полной ж…пе. Раньше были ощущения, а теперь яснознание. Вот, можешь полюбоваться, что я тут насчитал, — ткнул он пальцем в какие-то листики перед собой на столе.

Расстроенный ночными подсчётами Сидор угрюмо смотрел на лежащие перед ним три небольшие стопки исписанной, с неряшливо обрезанными краями сероватой, грубой бумаги, размером где-то тридцать на двадцать сантиметров и мрачно размышлял. У него было страстное желание пустить эту бумагу по единственно пригодному для подобного писчего материала назначению, на что только и была она пригодна, или просто бросить в печь, чтоб только не видеть того что им же самим там было начиркано, и что вызывало сейчас у него глухое, злое раздражение.

— Как ни крутил, как ни вертел, а если ничего не придумаем, то мы влипли. В очередной раз, — мрачно добавил он после короткой заминки. — И на этот раз, видимо для разнообразия, очень серьёзно. И опять по собственному недомыслию. Не надо было связываться с этим замком. Не надо было давать никому никаких обещаний. Не потянем.

— Можно подумать, впервой, — равнодушно зевнул Димон.

— Будь оно всё проклято, — стараясь чтобы Димону не было слишком заметно испорченное настроение, Сидор тихо прокашлялся, прочищая горло. — Четыре раза всё пересчитал. Четыре примерно равных результата, — в новой комбинации переложил он на столе перед собой итоговые листки с ночными подсчётами.