— Ты сейчас говорил о том, что парень и девушка должны полюбить друг друга и тогда можно вести речь о женитьбе. Ну, а если твой аспирант и наша дочка полюбят друг друга? Ты тоже не согласишься на их брак? Ведь завистники все равно найдут повод обливать тебя грязью. Так что же, по-твоему, бояться сплетен и вообще не выдавать дочку замуж?

— Зачем гадать заранее? Разве можно в жизни все предусмотреть? — Он замолчал и вдруг сказал решительно и категорически. До сих пор он никогда так не разговаривал с женой: — Мархи, вот мое последнее слово: выкинь из головы свою затею! В противном случае пеняй на себя. Запомни: это грозит нам серьезной ссорой…

Мархамат умолкла, знала: если Сохраб что-нибудь решил, его не переспоришь. Несколько лет назад, узнав, что жена его сосватала Зия Лалаева с Шойлой (к сожалению, это стало известно ему слишком поздно!), Сохраб долгие месяцы не разговаривал с женой. И до сих пор он стыдился ее поведения и, если приходилось к слову, не раз укорял. Вот и теперь, когда Сохраб сказал, что терпеть не может подобных вещей, Мархамат сразу поняла, что именно он имеет в виду. И, чтобы успокоить мужа, она вкрадчиво заговорила:

— Эх, дорогой мой, ну кто пожелает несчастья своему ребенку? Откуда я знаю, какого рода-племени твой аспирант? Конечно же я зря все затеяла. Как можно отдавать единственную дочку незнакомому человеку? Мне хотелось лишь узнать, как ты к этому отнесешься, клянусь жизнью, не было у меня других намерений. Разве я посмею что-нибудь предпринять без твоего согласия?

Гюнашли поверил ей. Но на сердце у него было тревожно и грустно. Воспоминания не отпускали его. Отвернувшись к стене, он закрыл глаза, притворившись спящим. И снова прошлое обступило его…

Сохраб ехал в Баку с намерением погулять, поразвлечься, а теперь вдруг потерял всякий интерес к развлечениям — ресторанам, театрам. Даже в кино ходить не хотелось. Что же случилось? Ведь Сохрабу тогда не исполнилось и двадцати лет, а когда, как не в этом возрасте, пользоваться всеми благами жизни? Виновата во всем оказалась Зийнат…

Проводив ее и вернувшись в гостиницу, он целую ночь не сомкнул глаз, ворочался, и ему казалось, что постель усыпана мелкими угольками. Он ощущал на лбу прикосновение ее губ, сухих и горячих. Зийнат неотступно стояла перед ним, красивая, молодая, то смеющаяся, то плачущая. До сих пор о таких женщинах он читал только в романах. А потом звонкий звук пощечины, драка. И этот омерзительный, наглый человек с черными курчавыми волосами…

Сохраб не мог забыть вечер, проведенный с нею, ее горе стало его горем.

На следующее утро он поднялся рано. Голова раскалывалась от тупой боли, тело ныло, словно всю ночь его избивали по меньшей мере тысяча человек. Преодолев слабость и разбитость, он оделся и вышел из гостиницы, быстрым шагом направился к дому, где накануне расстался с Зийнат. Часа три бродил Сохраб вокруг дома, заходил во двор — надеялся увидеть Зийнат. Он даже не вспомнил, что вот уже скоро сутки, как ничего не ел. Видеть Зийнат, говорить с ней, узнать, не обидел ли ее кто после того, как они расстались, — других желаний у него не было. Однако надеждам его сбыться не было суждено. Усталый, измученный напрасным ожиданьем, вернулся он в гостиницу, повалился лицом вниз на кровать и тут же уснул. Проснулся, когда уже начинало темнеть. Спустившись в буфет, он без всякого аппетита поужинал и снова отправился к дому Зийнат. И на этот раз безрезультатно! Но неудача не смутила его. Три дня подряд приходил Сохраб к дому Зийнат — утром, в полдень и вечером. Все напрасно! Наконец понял: оставаться дольше в Баку не может. Он спешно собрался и уехал к себе в село. Но и дома ни на минуту не забывал о Зийнат. В его воображении она с каждым днем становилась все прекраснее. Неужели это и есть любовь? Без конца задавал он себе этот вопрос и не мог на него ответить. Зийнат была единственной женщиной на свете, которой ему удалось познакомиться, чьей руки он касался, бережно ведя по улице. Он ощущал на своем лице ее взгляд, настороженный, то спокойный, то ласковый, то благодарный. Сердце переполнялось нежностью и благодарностью, дотоле им не испытанной. Она доверила ему сокровенную тайну: его, незнакомого, позвала на помощь, может быть, в самую трудную минуту. Как был он признателен ей за это!

Прошел год (он показался Сохрабу вечностью!), и не было в этом году ни одного дня, чтобы Сохраб не вспоминал о Зийнат, она заняла прочное место в его сердце. Желание снова побывать в Баку не оставляло его. Сохраб стал готовиться в путь…

На этот раз ехал в Баку не для того, чтобы весело провести летние каникулы. Он решил поступить в институт. Впрочем, это была его давнишняя мечта. И желание во что бы то ни стало встретиться с Зийнат лишь ускорило ее осуществление. Сохраб не сомневался, что, поселившись на несколько лет в Баку, он обязательно разыщет Зийнат. Ведь в жизни так много чудес, случайностей, неожиданностей. Пусть и это будет одним из чудес!

Однако надеяться только на судьбу Сохраб не стал. Приехав в Баку, он сразу же начал поиски. Несколько раз подходил к ее дому, часами стоял у ворот, ожидая ее появления… Все было напрасно. Преодолевая смущение, краснея от стыда, он пытался расспросить соседей. Ему отвечали коротко: не знаем. Некоторые говорили: «В нашем доме много женщин с таким именем. Какую Зийнат вам нужно? Как фамилия? Как зовут родителей?» Что мог ответить Сохраб? Он и сам не знал ее фамилии, не знал, как зовут родителей… Что ж, видно, не судьба еще раз увидеть женщину, так глубоко запавшую в его сердце! Потеряв всякую надежду на встречу, Сохраб стал усердно готовиться к экзаменам. Через месяц его имя одним из первых стояло в списках принятых на химический факультет Азербайджанского государственного университета.

Днем — лекции, вечером — занятия в лаборатории, посещение библиотек. Теперь у него попросту не было времени тосковать по Зийнат. Кто знает, возможно, прошло бы еще три-четыре месяца — и он забыл бы о своей любви. Но тут снова вмешался случай. И чувство, казалось преданное забвению, вспыхнуло, как трут от удара кремня.

Приближалась экзаменационная сессия.

Сохраб целые дни проводил в библиотеках. Казалось, разреши начальство, и он перетащит в читальный зал свою кровать. Уходил последним, когда в здании гасли огни. Вот и сегодня… Он собрал книги, тетрадки, намереваясь идти к выходу, как в зале погас свет, — это библиотекарша, не зная, как избавиться от усердного посетителя, выключила лампы. Она почему-то недолюбливала Сохраба и ворчала, что он вечно задерживает ее.

В фойе тоже было темно, и только у самого входа над большим зеркалом горела тусклая лампочка. Молоденькая женщина, повернувшись спиной к Сухрабу, стояла перед зеркалом, поправляя волосы. Сохраб невольно остановился, чувствуя, что у него подкосились ноги. Из полутьмы зеркала глядели знакомые милые глаза… что это, галлюцинация? Мираж? Как раз сегодня, проснувшись на рассвете, он долго думал о Зийнат. И в библиотеке не раз вспоминал о ней, и ему все казалось, что она глядит на него со страниц книг и учебников. Давно с ним такого не бывало. Сегодня он ловил себя на том, что порой плохо понимает прочитанное, снова и снова перечитывал страницу. Может, и сейчас она пригрезилась ему?

Сохраб подошел чуть ближе. Ошибки быть не могло, — не только глаза, милое, округлое лицо, фигура говорили о том, что это она. Не в силах сдержать волнение, Сохраб воскликнул:

— Зийнат?! — и его возглас гулко прокатился по огромному пустому фойе.

Женщина вздрогнула и обернулась. В ее взгляде были испуг и недоумение. Она явно не узнавала Сохраба. А Сохраб, не скрывая радости, уже бежал к ней:

— Как я счастлив, что вижу тебя, Зийнат!

Глаза Зийнат потеплели, стали ласковыми, побледневшее от испуга лицо порозовело, улыбка заиграла на губах.

— Здравствуйте… — Она замялась, силясь припомнить его имя, и замолчала, видно так и не вспомнив.

Сохрабу стало обидно. «Неужели забыла?» — с горечью подумал он и назвался.