Он постарался взять себя в руки. Снял трубку и стал медленно набирать номер. На последней цифре палец его дрогнул. Казалось, в один миг иссякли силы, и не хватит их даже на то, чтобы сдвинуть с места маленький диск. Прислонившись к узкой стенке кабины, он опустил руки. «Какая глупость, что я делаю? Конечно же дома все, все знают. Как, наверное, они теперь ненавидят меня!»
Червь сомнения заполз в его сердце.
«Искать столь простой и легкий путь к примирению — по меньшей мере наивно, несерьезно. Да нет, это просто безумие! Они могут обвинить меня в легкомыслии. Надо придумать что-то другое!»
Он вытер холодный пот, капельками выступивший на лбу, и ощутил во всем теле слабость. С трудом передвигая ноги, вышел из кабины. Нетвердыми шагами направился в сквер и опустился на первую попавшуюся скамью.
Солнце уже поднялось высоко, его яркие лучи, рассыпавшись, позолотили крыши, верхние этажи домов, верхушки вечнозеленых кипарисов и стройных чинар, еще не сбросивших летнего одеяния, и разожгли костры в окнах домов. Лучи опускались все ниже. Вот уже на тротуарах растаяли темные полосы теней. Улицы, перекрестки, переулки, парки и площади засветились, радуя глаз. Даже Вугар ощутил на своем лице живительное тепло медленно раскаляющегося солнца. И по мере того как отогревалась в добрых утренних лучах его душа, уходила вялость, прояснялись ум и память. Он спокойно подумал: «Зачем торопиться? Надо немного выждать. Сначала пойду в институт, приведу в порядок дела, поговорю с профессором, выясню сложившуюся ситуацию. С одной бедой легче справиться. Да и с мамой Джаннат посоветоваться не мешает. Она женщина опытная, много горя повидала. Таких сама жизнь мудрости учит, она направит меня на верный путь…»
Он быстро поднялся, — надо скорее повидаться с мамой Джаннат, чтобы потом не опоздать в институт, не то может не застать профессора, он человек занятый сверх головы: каждый день собрания, совещания, защиты, симпозиумы, да мало ли еще что!
Глава вторая
Вугар был прав в своих предположениях — родители Арзу хорошо знали о причине их ссоры…
Когда Арзу с громким плачем вбежала на застекленную галерею, Ширинбаджи уже закончила генеральную уборку, которую затеяла в то утро, и принялась за мытье посуды. С удивлением и испугом глядела она на дочь.
— Что случилось? Почему ты плачешь? — бросилась она к Арзу.
Но Арзу не отвечала. Она пробежала в комнату, тяжело опустилась на диван и, закрыв лицо руками, разрыдалась.
«Наверно, у Вугара какие-нибудь неприятности с его работой», подумала Ширинбаджи, идя следом за дочерью. Она села рядом с ней на диван, обняла за плечи.
— Ну, рассказывай, что опять случилось? — ласково и настойчиво спросила она. — Что сказал тебе Вугар? Почему он не пришел вместе с тобой?
Арзу молчала, только всхлипы стали реже и тише.
— Ну поплачь, поплачь, — скрестив руки на груди, грустно сказала Ширинбаджи, — со слезами уйдет обида…
Арзу вдруг резко выпрямилась, вопросительно и строго глядела на мать.
— Я сирота, да? — четко спросила она. — Кто мои родители?
Вопросы дочери словно крупные градины били по голове бедную Ширинбаджи.
— О чем ты, доченька? — с трудом выговорила она.
В голосе матери Арзу уловила растерянность и испуг. И продолжала настойчиво и строго:
— Я должна знать истину, скажи мне всю правду, мама!
Ширинбаджи долго смотрела на нее круглыми и неподвижными глазами. Казалось, они сделаны из того же стекла, что и ее выпуклые очки. Посеревшие губы тряслись.
— Ты, ты не веришь мне, своей матери? — еле выдавила она из себя.
Волнение Ширинбаджи, ее тревога усугубили подозрения Арзу. Если бы все, что сказал Вугар, было вымыслом, не стала бы Ширинбаджи так волноваться.
— Все ясно! — с горечью сказала Арзу. — Я все поняла. Вы удочерили меня, я сирота!
Закрыв лицо руками, она ничком повалилась на диван и громко, на весь дом зарыдала.
Ширинбаджи словно окаменела, крупные слезы катились по ее бледному лицу, — горе так неожиданно свалилось на нее…
В тот вечер Агариза приехал домой с Нефтяных Камней. Не торопясь поднимался он по шаткой деревянной лестнице, поглядывая на двери стеклянной галереи. Сейчас Арзу услышит его шаги и, как всегда, выбежит к нему навстречу, обнимет, поцелует. Ведь так повелось с самого детства. Лишь раз в десять дней приезжал Агариза домой с далекого промысла Нефтяные Камни, и Арзу ждала его, чтобы первой встретить, самой открыть отцу дверь. Они входили в комнату обнявшись, и Ширинбаджи не могла нарадоваться, глядя на них. Он нарочно замедлял шаги, ожидая появления Арзу. Но Арзу не показывалась, и Агариза не на шутку расстроился. «Наверное, дома нет, подумал он, — видно, гуляет где-нибудь с Вугаром…» Настроение испортилось, он стал мысленно ворчать на Вугара: «Отнимает у нас девочку! Скоро она совсем нас позабудет. Некому больше будет меня ждать, никто не выбежит навстречу. Хорошо еще, если изредка забежит навестить…»
Почему-то Агариза никогда раньше не задумывался над тем, что годы идут, дочка растет, рано или поздно она выйдет замуж и уйдет из дома. Сейчас его словно разбудили от спокойного сна. Недоброе чувству ревности шевельнулось в душе.
«Нет, это несправедливо! — сердито думал он. — Растили, воспитывали, волновались. И вдруг приходит какой-то чужой человек и отнимает у тебя дочь. Навсегда отнимает. А мы, старики, должны коротать свой век в одиночестве. Незнакомый человек, который для нее и пальцем не пошевелил, станет ей ближе и роднее нас? Нет, несправедлива природа!»
Агариза тяжело вздохнул, лицо его помрачнело, казалось, ступенькам не будет конца. Он толкнул дверь — она была незапертой. Что это? Арзу сидела насупившись в одном углу комнаты, Ширинбаджи в другом, сгорбленная, придавленная горем, похожая на подстреленную птицу. В комнате царило тяжелое молчание — так молчат люди после непоправимой ссоры.
Переводя взгляд с жены на дочь, Агариза старался понять, что произошло. Его никто не замечал. Он сделал несколько шагов, никто не поздоровался с ним. Глаза у обеих женщин были красные, словно опаленные утренним морозом, лица серые, осунувшиеся. Агариза подошел к жене, осторожно тронул ее за плечо.
— Что случилось? — спросил он.
Ширинбаджи ничего не ответила, только еще ниже опустила голову. Он повернулся к дочери — и она не глядела на него. Агариза подсел к ней, обнял за плечи и ласково заговорил:
— Доченька, родная моя, что произошло между вами? — Он осторожно взял Арзу за подбородок и повернул к себе ее заплаканное лицо. Потом достал из кармана носовой платок и бережно отер ее слезы. — Ну, ненаглядная моя, ну что ты? Кто обидел тебя? Должен же я наконец узнать!
В ответ на ласку отца Арзу громко разрыдалась, вырвалась из его рук и убежала в соседнюю комнату.
Агариза растерялся. Руки его беспомощно повисли.
— Знаешь, Ширин, совесть не такая уж плохая вещь! — укоризненно сказал он. — Я вернулся домой после работы, усталый, пришел, чтобы отдохнуть немного. Меня тоже пожалеть надо! За что мучаете старика? Чем я заслужил такое?
Сделав над собой усилие, Ширинбаджи проговорила дрожащим голосом:
— Наша тайна раскрыта… Девочке все рассказали…
— Какая тайна? О чем ты?!
— О том, что она чужая нам…
Поначалу Агариза ничего не понял. «Почему же чужая?» — хотел спросить он и вдруг запнулся. Старая, давно забытая история мгновенно всплыла в памяти. Его словно кнутом стегнули, он присмирел и сгорбился, виновато поглядывая на жену.
… В каждой семье есть самая заветная мечта. В семье Гюльбалаевых мечтали о ребенке. Десять лет счастливо прожили Ширинбаджи и Агариза, а детей у них все не было. Бездетность омрачала их безоблачное, супружество.
Агариза никогда и ни с кем не говорил о своем горе, таил боль в сердце. Все силы отдавал он работе на промыслах, и казалось, ничто больше не интересовало его. Дома или в компании друзей он всегда старался казаться веселым и бодрым. Посмотришь на него и подумаешь: не может быть у этого человека никаких огорчений! А Ширинбаджи нет-нет да и сетовала на свою судьбу. И тогда Агариза утешал ее, успокаивал:
