— Да будет счастье в этом доме!
…Прошло много дней. Казалось, в семье Гюльбалаевых все было забыто, жизнь потекла своим чередом. Но один вопрос, хотя вслух никто и не говорил об этом, тревожил всех. Как сложатся теперь отношения Арзу и Вугара? Помирятся ли они? А если помирятся, смогут ли до конца понять и простить друг друга? Не затухнет ли в их сердцах яркий пламень горячего чувства, ведь так часто случается с первой любовью! Сложно все это, сложно и тревожно…
Глава третья
Мама Джаннат, как обычно, проснулась еще затемно.
Вугар боялся, что его внезапное возвращение испугает ее, она разволнуется. Старая ведь уже, не ровен час, случится беда.
Он задержался у двери и, нагнувшись, поглядел в замочную скважину. В комнатах, куда никогда не заглядывало солнце, было полутемно. Мама Джаннат сидела у стола, скрестив на груди руки, освещенная слабым светом лампы под ветхим ситцевым абажуром. У Вугара сжалось сердце: у нее был такой вид, словно все горести мира обрушились на ее старенькие плечи. И этой осиротевшей женщине он посмел причинить еще одно горе!
Вугар осторожно постучал, но мама Джаннат не откликнулась, лишь недоверчиво посмотрела на закрытую дверь. Сколько раз, оставшись одна, вскакивала она на каждый, еле слышный стук — а вдруг Вугар приехал? В час ночи ворота запирались, а она выбегала во двор в одном нижнем белье, а вернувшись в комнату, до утра не смыкала глаз. Тысячи дум не давали ей покоя. Вот и сейчас она подумала, что ослышалась. Громко вздохнув, отодвинула локтем стакан с давно остывшим чаем, из которого не отпила и глоточка, и закрыла руками лицо.
Вугар не мог больше ждать. Он громко кашлянул и стал шумно вытирать ноги о половичок. Мама Джаннат и на это не обратила внимания. Даже не шевельнулась.
Вугар в волнении толкнул дверь плечом, она со скрипом отворилась.
— Мама, прости меня…
Старая женщина вздрогнула. Ничего не понимая, как человек, которого только что разбудили, смотрела она на Вугара, виновато стоящего у порога.
— Доброе утро, мама!
Мама Джаннат не двинулась с места, не переменила позы. Словно это не она всегда так приветливо и радостно встречала его.
Поставив на пол портфель и сверток с гостинцами, Вугар, улыбаясь, шагнул к ней. Нежно, как родной сын, обнял старуху и крепко поцеловал.
— Как дела, мама? Не болела ли ты без меня?
Ее застывшее лицо осветилось робким внутренним светом, разгладились мелкие пересекающиеся морщинки вокруг впалых глаз. Она по-прежнему не произносила ни слова, но в ее застывшем взоре Вугар легко прочел упрек: «И ты еще спрашиваешь?…»
— Я все понял, мама, прости меня…
Ресницы ее, повлажнев, тяжело опустились. Ласковые слова Вугара тронули сердце. Еле шевеля губами, она спросила:
— Где ты пропадал?
Вугара не обидел этот сердитый вопрос. Он снова обнял добрую женщину беспокойство читалось в ее глазах! И, стараясь говорить как можно мягче, ответил:
— В деревню ездил. К матери Шахсанем. Она тебе большой привет посылает…
— Пусть будут здоровы и тот, кто послал мне привет, и тот, кто его привез… — Мама Джаннат, видно, старалась утешить себя, и все же тайная обида звучала в ее голосе: — Ну разве нельзя было зайти и сказать, что ты уезжаешь? Или хоть передать с кем-нибудь?
Вугар виновато улыбнулся. Он взял стул, поставил его возле мамы Джаннат и, снова обняв ее одной рукой за плечи, прошептал:
— Это долгая история, мама. Здесь несколькими фразами не отделаешься, когда-нибудь я тебе все расскажу…
— Как знаешь… — Мама Джаннат глубоко и печально вздохнула. — Я так обиделась на тебя. Подумала, снял другую комнату, живешь там, а вещи и книжки-тетрадки забрать стесняешься…
— Напрасно! Мы ведь однажды уже говорили с тобой об этом. Неужели я способен на такое…
— Не знаю, детка, не знаю… — Мама Джаннат замялась. — Не укоряй меня. Думала, может, и тебя, как Исмета, свели с пути, вынудили… Та женщина, которая явилась к нам в то утро, так напугала меня.
— Кто раздует огонь, сам и обожжется. Не под силу этой ведьме сломить меня.
Мама Джаннат умолкла. Вугар обернулся и через раскрытую дверь оглядел свою комнату. Бумаги, разбросанные на маленьком письменном столе, что стоял в углу возле окна, схемы, чертежи, раскрытые книги — все лежало так, как до его отъезда. Даже домашняя одежда, в спешке брошенная на спинку стула, висела на том же месте. Только постель была аккуратно застелена и пол, как всегда, чисто вымыт.
Почему-то это обрадовало Вугара. Мягко улыбнувшись, он сказал:
— Ну, мама, какие новости? Меня никто не искал, не спрашивал?
— Девушка одна приходила… — задумчиво проговорила мама Джаннат.
— Девушка?! — взволнованно переспросил Вугар. — Когда?
— Да дня через три-четыре после твоего отъезда.
— Как ее зовут, не сказала?
— Нет. Сказала только, что вы товарищи по работе.
Вугар помрачнел. А он решил, что это Арзу… Второй раз за сегодняшнее утро он обругал себя: наивный фантазер!
— А зачем она приходила?..
— Не знаю, не сказала. Тебя искала… Ветреная, кажется, девушка! Поворчала на тебя и, покачивая бедрами, удалилась.
Вугар, представив себе игривое поведение Нарын, улыбнулся:
— Нет, мама, она не ветреная. Это манера у нее такая. А сердце чистое-пречистое. И умница. Она мне здорово помогала.
— Может быть… — Мама Джаннат, пожав плечами, пристально посмотрела на Вугара. — Письмо тебе пришло.
— Письмо?! — вырвалось у него. — От кого?
— Не знаю, тебе лучше знать.
Вугар хотел было вскочить, но не смог, словно его приковали к стулу. «Это от Арзу!.. Интересно, что она пишет?.. Наверно, ругает меня!..»
— Где оно?
— Вот там, на твоих книгах лежит…
Волнение Вугара не ускользнуло от мамы Джаннат, и, чтобы обрадовать его, она добавила:
— Верно, от невесты твоей письмо… — И, видя, что Вугар не трогается с места, закончила: — От Арзу, я по почерку узнала.
Он с трудом поднялся и прошел в свою комнату. Мама Джаннат не ошиблась, почерк и вправду принадлежал Арзу. С трудом сдерживая тревогу, стараясь умерить беспокойное биение сердца, он вскрыл конверт и внимательно оглядел двойной листок, вырванный из ученической тетради, густо исписанный мелким убористым почерком. То, что письмо было длинное, обрадовало Вугара. Не могло же оно состоять только из брани и упреков! Гнев и ненависть обычно скупы на слова. Но надежды его не оправдались. «Уважаемый!…»
Ничего себе! Хорошенькое начало. Видно, боль и обида делают человека грубым и заставляют забывать элементарные правила вежливости! Уж если Арзу поскупилась назвать его по имени, то хотя бы назвала по фамилии!
Он перевернул страницу и взглянул на дату: письмо было написано на следующий день после ссоры. Это несколько утешило его: ведь только когда каждое слово взвешивается, прежде чем лечь на бумагу, его можно рассматривать как категорическое решение, приговор. А это писалось в порыве гнева.
Он продолжал читать:
«Я могла не писать вам этого письма. Поверьте, жаль тратить на него и труд и время. Лишь одно обстоятельство вынуждает меня это сделать».
Невыносимо! Как холодно и официально, даже на «вы» перешла, словно писал человек чужее чужого. Исписать каких-то два листка почитает за тяжкий труд, жалеет о потерянном времени… Неужели они и вправду так быстро стали чужими?! «…Услышав во время последней встречи от вашей милости гнусные измышления, я поначалу растерялась. Рыдания сдавили мне горло, и я не смогла ответить вам должным образом. А потом уже было поздно. Удар, нанесенный человеком, которого ты считал самым надежным, самым верным, особенно безжалостен и страшен. Он отупляет, и ты не знаешь, что делать. Я ненавижу сейчас себя за эту беспомощность, я должна была вот эти самые слова, которые пишу, тогда же бросить вам в лицо. Я очень жалею, что не сумела. Впрочем, и сейчас не поздно. Я не хочу, чтобы вы думали, будто я правда в чем-то виновата, и потому молчала, выслушивая ваши оскорбления.
