Лес Перевод Ю. Александрова Прекрасен мощный лес, подперший небосвод! Сейчас он только птиц просторное жилище, Вернувшихся весной на пепелище Багряных вечеров у края сонных вод. Он вечен, этот лес. Он вечен потому, Что не обязан жизнью никому, Что сами выросли дубы, чьи кроны Напоминают голову Горгоны. Он вечен потому, что в давние года Блистающая жизнь с надмирного престола Сошла к нему и время поборола, Безмерная в своем «всегда» и «никогда». Он вечен, этот лес, непостижим и вечен, Предавшийся мечте над сменою времен. То молнией с налету изувечен, То солнцем без пощады опален, В кипучих ливнях воскресает он И радостно шумит, забыв тяжелый сон. Здесь все, что в оны дни посеяно богами В пространстве нищем и нагом, Звенит и блещет на ветру тугом Над золотыми берегами. Здесь каждый стебель, ощущая мир, Затрепетал и смело разветвился, Как будто в нем хохочущий сатир, Сожженный небом, воплотился. И ореады, нимфы гор, У склонов, блещущих слюдою, Склоняют свой влюбленный взор На пастухов, что над водою Спокойно дремлют в сильный зной, Осенены листвой резной. Вода лесных озер бездонных, Отобразивших облака, Всегда прохладна и сладка — Ведь в ней гамадриад зеленых Купались гибкие бока!.. В цветочной красочной одежде Прелестных фей душистая толпа Кивает на лужайках, как и прежде. И там, где сходит к озеру тропа, Сильфиды, гномы и ундины, Лесной причудливый народ, В забавах праздничных едины, Снизались в яркий хоровод И, словно искры в темноте камина, Промчались быстрой гаммой в чаще тмина… И все, что зачалось тогда, Порою той первоначальной, Где завершился пир венчальный Весны и почвы в блеске льда, Здесь разродилось наконец И превратилось в эти крупы Округлых крон и в дрожь сердец Несчетных листьев. Буков купы — Как бы зеленые стада, Бредущие невесть куда… Любое царственное древо Под синевой огромной дня, В наплывах птичьего напева, Вдыхает белизну огня. И почва — темная берлога, Где корни длинные живут, Заплетшиеся в мощный жгут Под самым дном лесного лога; И разращеньями ветвей Рога зеленых сохачей, Могучей жизни воплощений, Сплелись, как узел всех вещей На лоне вечных превращений. А мириады летунов И ползунов полузнакомых — Неисчислимых насекомых — На ткани лиственных обнов И в чашечках цветов играя, Плодятся, пожирая их — Но также оплодотворяя Кормильцев стонущих своих. Блеск солнца, утром разрезая На лоскуты ночную тень, Роняет их под буков сень, И там они, кору лаская, Лежат прохладой целый день… А вечер снова их сшивает В просторный траурный наряд, И все ночное оживает, И в травах светляки горят, И дышит существом огромным Раздувшийся, безликий лес В зияющем просторе темном Под млечным куполом небес. Для взоров тех, кто к сказке равнодушны, Он лишь гнездовье птиц, могучий этот лес, — Шатры его древес прекрасны и воздушны, Но явно лишены каких-либо чудес. А ты, чей лоб дорожной лихорадкой С рожденья опален, чья жилистая плоть Так часто пронзена певучей дрожью сладкой, Которую нельзя рассудком побороть, — Ты прошлое и будущее сплавил В горниле сердца и ума И мир в бесценный сплав оправил, Чтоб стала жизнь чудеснее сама. В порыве непрерывном и высоком, Себя доверив огненным словам, Ты отдал кровь лесным бродячим сокам И стольким существам!.. Почувствуй же всю эту беспредельность, Как воздух счастья, в собственной груди. Почувствуй всю раздробленность и цельность Великой жизни, ждущей впереди. Вбери в себя столь глубоко все это, Чтоб вечной тайны сумрачный покров Истаял в жгучем токе света, Чтоб ширилась любовь поэта, Одета в пурпур этих вечеров! Вода
Перевод В. Давиденковой Моря, и солнца диск, и берег в белой пене! Я буду петь о них! Там неприступных пиков тени И скал и облаков червонные ступени. Я буду петь о тайниках морских, О жажде жить существ исконных Во мгле пещер холодных и бездонных. Я телом так устал, Мой взор, мой шаг бессильным стал, Я слабым телом так устал, От срывов и усилий изнемог, Бродя во тьме запутанных дорог, И рук иссякли силы В работе, раскаленной, как горнило. В бреду, в жару, безумными ночами Спалило губы мне души горящей пламя, И пот меня ожег, как едкая смола Кору ствола. Спою про океан, безгрешный и безлюдный, Проникший в душу мне мечтою изумрудной. Спою про ветер я, спою про ветер дикий… Схватить его, поймать бы между скал, Которые отшлифовал Прибой, где гаснут меди блики. Спою про фосфором горящие просторы, Трагических течений путь, И даль, без края даль, к которой бы прильнуть, Любить, и пить ее, пить каждой жадной порой. Спою про ласковый, обнявший мир закат, То в нежных облаках, то в пышном блеске алом, Когда лучи небес, нам чудится, звучат Торжественным хоралом. О, как тогда прозрачны и чисты Мечты; Как волны мыслей вольно мчатся в дали По золотой эмали, Над светлой глубиной морских горизонталей. Заснуть бы возле волн, заснуть, как засыпали Рожденные эпохой первозданной, Стать морем, стать склоняющимся днем, Сливаясь с их зеркальным серебром И с их Голконд грядой багряной! Ждать перевоплощенья, чтобы вновь, Уйдя от человечьего закона, Стать существом Атлантики студеной, Где вечера хмельны, а на заре — любовь. В пещерах под прозрачною волной Как будто панцирей сверкают блики, Цветы огромные плывут, Цветы — как лун подвижных лики… Под их текучей пеленой Сирены, слышу я, поют, Целуясь под волной. На скалах-скакунах, несущих горделиво Гранитные тела и пенистые гривы, Резвятся в золотых лучах сирены. Их океан алмазами одел, И, словно радуга, блестят извивы тел. Одна — мешают кудри ей взглянуть — Вздымает над водою грудь, И тело издали сверкает ярче глаз. Она зовет к себе, она встает над пеной, И все мечтатели, вдоль всех морей вселенной, Раскрыв объятия, стремятся за сиреной. Спою, как сказочен вечерний голос волн, И как на севере своем Его, дрожа, мы ждем, И как летим за ним, с безумием не споря, Не ведая, на радость или горе, Чтоб обновить себя в бродильных чанах моря, Еще дымящихся у крайних граней волн. |
