Все к городу стремятся океаны!
Огромный порт его — зловещий лес крестов:
Скрещенье рей и мачт на фоне облаков.
Его огромный порт сквозь дым и мглу маячит,
Где солнца красный глаз струями сажи плачет.
Его огромный порт весь полон кораблей,
Дымящих в темноте незримо для людей.
Его огромный порт весь мускулист от рук,
Затерянных в сети причалов и канатов.
Его огромный порт гудит весь от раскатов
Цепей и молотов, стальной кующих звук.
Все к городу стремятся океаны!
И легких волн беспечный бег,
Зеленых гребней пенный снег —
На кораблях приносят мир огромный,
Чтоб град всосал его своею пастью темной.
Восток, и тропики, и белый льдистый норд,
Безумьем схвачены, плывут в широкий порт;
Все числа алчные, чьи сердцу снятся суммы,
Все изобретенья, все яростные думы,
Что мощный человек поит, растит в себе, —
Все тянутся к нему, к его огню, к борьбе.
Он сотрясается от пыла споров страстных;
Над ним сияние плывет богатств всевластных;
И моряки его эмблему, кадуцей,
На красной коже рук наивно вытравляют,
Когда закаты мраком одевают
Простор океанических зыбей.
Все к городу стремятся океаны!
О, Вавилон, возникший наконец!
Народы смешаны в единый стук сердец;
Наречья слиты воедино;
И город, как рука, раскрывшая персты,
Весь мир сжимает, подчинив хребты,
Смирив пучины.
О, эти доки, полные до крыш!
Леса, и горы, и пустыни,
Там, как в сетях, плененные отныне
В зиянье ниш!
О, эти глыбы вечности: металлы
И мраморы — сиянья и венцы;
О, сумрачные мертвецы,
Немые жертвы этой бури алой!
Все к городу стремятся океаны!
Всегда свободные моря,
Что держат душу в равновесье полном,
Моря, где жив закон, что толпам дан и волнам,
Где вечно токи вод чертят простор, горя;
Моря и волны их сплошные,
Что разрушают стены скал
И, в блеске пенных покрывал,
Вновь растворяются в родной стихии;
Моря, в которых каждый вал
То веет нежностью, то злобы полон дикой,
Моря, тревожащие красотой великой
Их лика.
Все к городу стремятся океаны!
И порт раскинулся в мучительных огнях,
Что с кранов в высоте роняют рдяный прах.
И порт щетинится зубцами башен спящих,
В чьих недрах — вечное теченье вод хрипящих.
И порт отяжелел от глыб, где взор горгон
Сплетеньем черных змей, как нимбом, окружен.
И порт — как сказочный, в нем смутно сквозь туманы
Под бушпритом судов богинь белеют станы.
И порт — торжественен: он укротитель бурь
Меж молов мраморных, прорезавших лазурь.
В глубинах зала, где лучей поток
Ласкает крылья серого тумана,
По вечерам является Восток —
И вы во власти этого обмана.
Сверкает сцена, словно медный щит,
Поддельных солнц алмазный блеск неистов…
А воздух разбиваемый трещит
Под молотками рьяных цимбалистов.
Шумит, вопит сидящая толпа.
Раздернут занавес. Тела танцорок,
Сплетаясь в розовый кустарник па,
Маячат в мареве кисейных сборок.
Распались ветви гибкого куста,
И каждая прельстительная дева
Исходит негой в танце живота,
Изнемогает в беснованье чрева.
И этот зал, где в центре потолка
Круглится люстра, где нависли ложи, —
Напоминает сам издалека
Тугой живот с буграми мышц и кожи.
Взлетают ляжки резво и легко,
Трепещут груды обнаженной плоти…
Оборки, рюши, кружева, трико, —
Все это — сбруя, нужная в работе:
В запряжке похоти, где лошадей
Изображает взнузданная пара
Свинцово-бледных скачущих грудей,
Взбесившихся от гиканья и жара,
Лоснящихся в белилах и в поту…
А руки, в корчах, просят подаянья
И кажут вам объятий пустоту
И всю тщету
Желанья.
Одна из дев, глаза полузакрыв
И одержимо, позабывши роздых,
Бесстыдной страсти выразив порыв,
Переполняет ею самый воздух;
Другая отведенною ногой
Вниманье притянула, как магнитом,
И паутиной оплела тугой
Сидящих в зале, похотью залитом…
О блеск проклятья в платье золотом,
Ожог на красоте самой природы!
В искусстве искалеченном, пустом
Возникли эти яркие уроды.
О наслаждение, — здесь твой позор!
Отбросов гроздья на тебе повисли,
Дурманишь ты, мечте наперекор.
Ты — алкоголь для взора и для мысли!..
А некогда, блистая красотой,
С руками свежими, с челом открытым
Ты шествовало к радости простой
С достоинством, доселе не забытым.
Тебе кивали кроны, шелестя,
А ты в потоке лепета и звона,
Наивное, как светлое дитя,
Не зная ни преграды, ни закона,
Сквозь плоть вбирало в душу их дары,
Как поцелуи радости нетленной
Самой природы и самой вселенной,
В одной любви сливающей миры.
О наслаждение, любовь была
Твоим богатством, но беспечность мота
Тебя до краха быстро довела,
И вот — несостоятельность банкрота.
Ты разлагаешься, — идет распад
На множество сверкающих песчинок;
И каждой завораживает взгляд,
С душой вступая в смертный поединок.
Разбухшее, вползаешь ты в нее
Тысячеоким леденящим взглядом,
И адское дыхание твое
Ослепший разум душит серным смрадом.
И новое родится существо, —
Мужчина, женщина, старик, подросток
Как бы сплелись, образовав его,
И каждый жгут в нем ядовит и жесток.
О, преступленье, о, бесчестье толп,
Весь город захлестнувших мертвой зыбью,
Где каждый фонарем венчанный столб
Направит к цели душу полурыбью!..
А сцена блещет, как павлиний хвост,
Как веер страсти, вздыбленный жестоко…
И радуга фантазии свой мост
Вдруг перекинула к садам Востока.
Там, вдалеке — узорный минарет…
И тянется сюда из отдаленья,
Голубоватым пламенем прогрет,
Квартал, где блещут белые строенья,
И, очевидно, вы в одном из них…
Откуда-то, из незаметной дверки —
А зал рокочущий на миг притих —
Цепочкой выплывают баядерки…
Темп ускоряется, они летят…
И вновь плывут… А в роли подмастерьев
К ним подбегает стайка арапчат
В тюрбанчиках с султанами из перьев…
А идиотский шутовской припев
Уже готовит вас к апофеозу,
Где каждая из распаленных дев
Вдруг примет ужасающую позу,
И новых тел бушующий поток
Внезапно хлынет на подмостки сбоку…
И, победивший приступом, порок
Программы всей раскроет подоплеку:
Одежда лопнет, словно шелуха,
И в урагане гнусных содроганий
Возникнет облик свального греха,
Отображенье случки обезьяньей.
А музыка… О, музыка — она
Всей оргии содействует покорно!..
Послушна спазме каждая струна
Визгливой скрипки. Сиплая валторна
Блудливой псицей взвыла в нужный миг
На мыслимом пределе исступленья,
И звук фагота гадину настиг,
Изображая хрип совокупленья…
Но полночь бьет. И пламя гаснет вдруг.
И мгла клубится над людским угаром…
И, растекаясь в улицы вокруг,
Толпа ползет по черным тротуарам.
Кусками мяса рдеют фонари,
Кровавой плотью зачиная сутки…
А там, под ними, в соке их зари
Продрогшие застыли проститутки.
