Города и поле К будущему Перевод В. Брюсова О странник вечности! О человек! Почувствовал ли ты, откуда Так неожиданно, в единый миг, Твоих великих сил возникло чудо? От глубины морей до яркого убранства Светил, блуждающих, но собранных в узор, Из ночи в ночь, в пространство из пространства Стремится к высоте пытливый взор. А здесь, внизу, весь темный сонм столетий, Почивший в устланных забвением гробах, Вновь вызван к бытию, встает, истлевший прах, Былыми красками сверкает в новом свете. В неистовстве все знать, все взвесить, все измерить Проходит человек по лесу естества, Сквозь тернии кустов, все дальше… Время верит, Что он найдет свои всемирные права! Он в пыли, в атомах, в химических началах Ликующую жизнь стремится подсмотреть. Все, все захвачено в раскинутую сеть: Миры вскрываются в песчинках малых! Герои, мудрецы, художники, пророки — Все стену тайн долбят, кто ломом, кто рукой; Одни сошлись в толпу, другие — одиноки, Но чувствует земля себя уже иной! И это вы, о города, Как стражи, ставшие по странам, на полянах, Вместили в свой затвор достаточно труда, И света нового, и сил багряных, Чтоб опьянить безумием святым Умы, живущие тревогой неизменной, Разжечь их жар и дать упорство им: В рядах недвижных числ, В законах — воплотить весь смысл Вселенной! Но дух полей был мирным духом бога, Он не хотел борьбы, исканий, мятежа; Он пал. И вот шумит враждебная тревога На четырех концах родного рубежа. Поля кончают жизнь под страшной колесницей, Которую на них дух века ополчил, И тянут щупальца столица за столицей, Чтоб высосать из них остаток прежних сил. Фабричные гудки запели над простором, Церковные кресты марает черный дым, Диск солнца золотой, садясь за косогором, Уже не кажется причастием святым. Воскреснут ли, поля, живые дали ваши, Заклятые от всех безумств и лживых снов: Сады, открытые для радостных трудов, Сияньем девственным наполненные чаши? Вас обретем ли вновь, и с вами луч рассветный, И ветер, и дожди, и кроткие стада — Весь этот старый мир, знакомый и заветный, Который взяли в плен и скрыли города? Иль вы останетесь земли последним раем, Уже покинутым навеки божеством, Где будет сладостно, лучом зари ласкаем, Мечтать в вечерний час мудрец пред тихим сном? Кто знает! Жизнь кипит, исполнена сознанья, Что радость в буйстве сил, в их полноте. Так что ж! Права и долг людей — лишь беглые мечтанья, Что на пути надежд пленяют молодежь! Призрачные деревни
{12} Рыбаки Перевод Ю. Александрова Сплошными белыми пластами Туман залег вокруг домов. Клубится он среди холмов И над прибрежными кустами. В тумане смрадная река Несет останки жертвы бедной. Луна утопленницей бледной, Всплывая, пенит облака. На черных челноках ныряет Свет одиноких огоньков И спины старых рыбаков, К воде пригнутых, озаряет. За разом раз они в тоске Вытягивают сеть, и снова Ее влекут в гнилой реке, Невольники ночного лова. На темном дне вражда судьбы Подстерегает их, как рыбу, Которую, морщиня лбы И молча восходя на дыбу Суставы рвущего труда, Они добудут иногда. Колокола звонят в селенье. Надтреснутый, охриплый звон Протяжно тонет в отдаленье, Вещая людям утомленье Земли, зовущей зимний сон. Дыханьем запада изрыта Ночная стылая река. Лохмотьями едва прикрыто Худое тело рыбака. Туман, туман… В его накрапе Темно и сыро, как в траншее, И на видавшей виды шляпе Сгустившись, он течет по шее. Поодаль дышат еле-еле Подслеповатые лачуги — Они совсем оцепенели В тревожном ожиданье вьюги. Безмолвен лес, пустынный, голый, Объятый думою тяжелой. Лишь осень выросла, окрепла В наплыве каплющего пепла. Но рыбаков угрюмый труд — Занятье тех, что лучшего не ждут. Закидывая сеть и веслами гребя, Товарищей не окликая, Здесь ловит каждый только для себя, Из желтой мути первым извлекая Дары неведомой вражды: Всю мелюзгу своей нужды, Все неудачи, все болезни, Гнездившиеся где-то в бездне Зловонной, медленной воды. А вот его сосед, Озлобленный, не зная утешенья, Вытаскивает память прежних бед — Обломки кораблекрушенья И угрызенья совести своей… Но некогда ему возиться с ней. Слепа, глуха к людским печалям, Река течет к незримым далям, В камнях и камышах ворча И на излуках клокоча. Туман сырой, туман холодный, Туман, как белый войлок плотный, Окутал низкие челны. Они, закинув якоря, Туман кровавя нимбом фонаря, В безумье тихое сейчас погружены. Владельцы их, ночному бденью Над колыханием волны Предавшись, разъединены Трудом, ведущим к разоренью. О, если бы они могли кричать и петь — Им легче было бы не отупеть!.. Но нет — они, безмолвны и сутулы, Склонили лбы и каменные скулы, И взгляд вперили в красный огонек. Им, обездоленным, наверно, невдомек, Что над рекой, бездонной, как могила, Над лентой белой мглы, горят светила, Чей блеск людскую мысль манит, Как удивительный магнит. Седая ночь миры в туманах прячет И в тусклых душах монотонно плачет. В привычной муке рыбаки Застыли посреди реки. Они молчат. Они устали. Гудят невидимые дали — Плывет, плывет со всех сторон Осенний погребальный звон. |
