Взяв кошек, взяв худых собак, —

Бог весть куда, за шагом шаг, —

Во тьму по выбитой дороге

Народ из деревень идет,

Туманом пьян, бурьяном сыт.

Народ из деревень, как скопище бродяг,

Глядит в ничто, во мрак,

В бескрайность выбитой дороги.

У каждого на жерди белой

Платок с каемкой голубой,

Узлом завязанный платок,

В руке усталой, онемелой,

Большая жердь, на ней платок,

В платке надежды лоскуток.

Народ из деревень идет

Дорогой в никуда, вперед.

Идет народ из деревень.

Харчевня на пути, как тень;

Под сводом крыши водят мыши

И крысы хоровод.

Харчевню лихорадка бьет:

Прогнили балки потолка,

Крыльцо и стены плесень съела

И на ветру окостенела

Ослизлой вывески рука.

Народ из деревень пуглив:

Крестом несчастье осенив,

Он в путь идет, дрожа.

Его душа давно остыла,

В ней головни чадят уныло,

Кресты из головней.

В бескрайнем вечере, на выбитой дороге,

Колоколов далекий отголосок

Все громче, все слышней:

То кличут одинокие мадонны,

Как птицы позабытые, — печально

И монотонно.

Народ из деревень пуглив,

А храм покинут, сиротлив,

Темно и пусто в нем.

Лишь иногда в немые ниши, —

Все реже, медленней и тише, —

Цветок ложится за цветком.

Народ из деревень боится мглы полей,

И мертвой птицы у порога,

И в озере луны двурогой…

Народ из деревень чурается людей!

Народ из деревень топорен,

Тяжеловесен, непроворен,

Безволен, но упрям.

Живет он мелочно и скупо

И пересчитывает тупо

Нужду по медякам.

Как четки, протянулись годы;

От непогоды гибли всходы;

Под яростным нажимом рук

Пахал одни лишь камни плуг;

Народ зубами и ногтями на клочья землю рвал.

Взяв кошек, взяв худых собак,

Взяв птиц и птичьи клетки,

С бедой соразмеряя шаг, —

Питье — вода, еда — объедки, —

Покинув кров и край родной,

Усталой, медленной толпой

Народ из деревень бредет

Дорогой в никуда, во тьму, вперед.

Ревет и воет, ковыляя,

Держась за юбки матерей,

Орава грязная детей;

Не отрываясь и мигая,

Глядят беззвучно старики

На свой клочок земли любимой,

Которую глодали зимы,

И засухи, и сорняки;

Шагают парни по дороге,

Как плети руки, вялы ноги,

Нет мужества и даже нет

Стремленья к счастью прежних лет,

Нет сил, чтобы ускорить шаг

И сжать себя в тугой кулак

И выпрямиться для борьбы

С угрюмой яростью судьбы.

Полей и пажитей народ

Сполна узнал несчастья гнет.

Под градом, ливнем, снегопадом

Тележки катятся вперед,

Размалывая день-деньской

Хребет дороги столбовой.

Одни — как хрупкие скелеты;

На их оглоблях амулеты

Дрожат и дребезжат;

Другие жалобно визжат,

Как заржавелых ведер дужки;

На третьих — фонари и побрякушки;

Четвертые поджары, длинноносы,

Как древние суда, а их колеса,

Где знаки зодиака уцелели,

Как будто целый мир везут к незримой цели.

За шагом шаг идут, похожи на костяк,

Усталые, больные клячи;

Возница вертится и чуть не плачет, —

Как мельница, которую с ума

Свела ночная тьма, —

Потом он наудачу

Швыряет камнем в небо, где маячит

Густая туча воронья судьбы незрячей.

Народ из деревень в беде

И крест несет всегда, везде.

По глине, по пескам, минуя реки, рощи,

Замучены, понуры, тощи,

Бредут стада.

Их тоже вывела бог весть куда

Тугая плеть неурожая.

О камни спотыкаются бараны,

Быки ревут, к ним смерть плывет через туманы, —

Коровы тащатся, водянкой налитые,

Соски их дряблы, как мешки пустые,

К бокам ослов, изъеденных паршою,

Раскинув руки, смерть приникла головою.

Народ из деревень и скот

Бредут дорогой старой,

Которая в ночи ведет

Вокруг земного шара.

Бредет народ со всех сторон

Сквозь сумрак судеб и времен,

Вдоль нив, лугов, селений нищих,

Спокойно спит лишь на кладбищах,

Спускается из лога в лог

По петлям траурных дорог,

Зимою, осенью, весной,

Без отдыха, в мороз и зной,

Из никуда и в никуда.

А там, вдали,

Где дымный небосвод спустился до земли,

Там, величавый, как Фавор,

Днем серый, вечером — пылающий костер,

Далёко щупальца-присоски простирая,

Людей из деревень приманивая и вбирая,

Одетый в мрамор, в гипс, и в сталь, и в копоть, и в мазут, —

Разлегся город-спрут.