99. ПРИЗРАК БРОДИТ ПО ЕВРОПЕ Призрак бродит по Европе, Он заходит в каждый дом, Он толкает, Он торопит: «Просыпайся! Встань! Идем!» По Европе призрак бродит, По заброшенным путям, Он приходит, Он уходит, Он бредет по деревням. Ветер бьется под кудлатой, Под астральной бородой, Пахнет ландышем и мятой, Дышит классовой борьбой. По Европе бродит призрак, Что-то в бороду ворчит, Он к романтикам капризным, Как хозяйственник, стучит. Мир шатается под взглядом Воспаленных, гнойных глаз… Он хозяйственным бригадам Дал рифмованный приказ. Он порою неурочной Заглянул ко мне домой, И спешит Дальневосточной Отнести подарок мой. Он идет сквозь лес дремучий И бормочет всё одно: «Мчатся тучи, вьются тучи, Петушок пропел давно!» Соучастник, соглядатай — Ночь безумеет сама, Он при Энгельсе когда-то, Он давно сошел с ума. Он давно в дорогу вышел, И звучит, как торжество, И звучит, как разум высший, Сумасшествие его. 1929 100. ВСТУПЛЕНИЕ К ПОВЕСТИ О душа моя! Ты способная девочка. Ты Одною из лучших Считалась в приготовительном классе… Ты из юбок своих вырастаешь, Меняешь мечты И уже начинаешь по каждому поводу клясться. Ты — мещанка, душа моя! Ты — жрица домашнего плена… Это время прошло, Это славное время, когда Ты, по мненью Верхарна, Тряслась, Трепетала, Провожая Бегущие рядом с тобой поезда. Поездов не видать… Ты скрипишь на домашней оси — Переросток пассивный, Исключенная из комсомола… Слышишь? Рюмки звенят, Поднимая высокое «си», Им тарелки на «до» Отвечают раскатом тяжелым… «До»… «Си»… До сих пор отдаленный напев Поднимается к небу И падает, осиротев; Поле жарких боев Покрывается легким морозом. Голос в русло вошел, И поэт переходит на прозу. Свой разбрызганный пафос, Свой пыл Он готов обязаться, Собирая по каплям, Разложить по частям и абзацам, Чтоб скрипело перо, Открывая герою пути, Чтобы рифмы дрожали, Не смея к нему подойти. Он придет — мой герой, Оставляя большие следы… Он откуда придет? Из какой социальной среды? Он пройдет сквозь республику, И, дойдя до восточной границы, — Мы условились с ним,— Он обязан мне будет присниться! В петушиное утро, Подчиняясь законам похода, Он пройдет, Освещен Старомодной расцветкой восхода. Под свинцовым осколком, Придавленный смертною глыбой, Он умрет вдалеке И шепнет, умирая: «Спасибо!» Нет! Он сразу займется, Он будет, наверно, упорен В заготовительном плане, В сортировке рассыпанных зерен… Впрочем, делай что хочешь! Если б знал ты, как мне надоело, Выбирая работу тебе, Самому оставаться без дела. Что мне делать теперь И какой мне работой заняться, Если повесть моя Начинает опять волноваться?.. 1929 101. ДОН-КИХОТ Годы многих веков Надо мной цепенеют. Это так тяжело, Если прожил балуясь… Я один — Я оставил свою Дульцинею, Санчо-Пансо в Германии Лечит свой люэс… Гамбург, Мадрид, Сан-Франциско, Одесса — Всюду я побывал. Я остался без денег… Дело дрянь. Сознаюсь: Я надул Сервантеса, Я — крупнейший в истории Плут и мошенник… Кровь текла меж рубцами Земных операций, Стала слава повальной И храбрость банальной, Но никто не додумался С мельницей драться, — Это было бы очень Оригинально! Я безумно труслив, Но в спокойное время Почему бы не выйти В тяжелых доспехах? Я уселся на клячу. Тихо звякнуло стремя, Мне земля под копытом Желала успеха… Годы многих веков Надо мной цепенеют. Я умру — Холостой, Одинокий И слабый… Сервантес! Ты ошибся: Свою Дульцинею Никогда не считал я Порядочной бабой. Разве с девкой такой Мне возиться пристало? Это лишнее, Это ошибка, конечно… После мнимых побед Я ложился устало На огромные груди, Большие, как вечность. Дело вкуса, конечно… Но я недоволен — Мне в испанских просторах Мечталось иное… Я один… Санчо-Пансо хронически болен, Слава — грустной собакой Плетется за мною. 1929 |
