72. ЕВРЕЙ-ЗЕМЛЕДЕЛЕЦ Скоро маленькие ростки Кверху голову приподымут. По сравнению с городским Здесь довольно приятный климат. Словно дети, к себе маня, Из-за каменного сарая Молодые сады в меня Яблоками швыряют. Черный пес впереди бежит, Поднял голову, смотрит гордо, Назови его только «жид» — Он тебе перекусит горло. Он бежит впереди меня… — Собакевич вы мой, запомните: Вы живете с этого дня В конуре, как в отдельной комнате!.. Ветерок заиграл слегка Бороды моей сединою, Как полиция, облака Собираются надо мною. Вечереет, и впотьмах Брызжут капельки дождевые, Будто плачут о старых днях Постаревшие городовые. Мне бывает чего-то жаль, Как жалеют о чем-то дети… Где ты скрылась, моя печаль, Где живешь ты теперь на свете? Светлый ветер тебя унес И развеял тебя по пустыне, Иорданом соленых слез Я не встречу тебя отныне… Надо мною слова плывут — Скоро песня в полях родится, Это дети мои поют, Это слушает их пшеница. Я усядусь в кругу семьи… Ах, ведь я опоздаю снова, — Обещал я прийти к семи, А теперь уже полвосьмого. 1927 73. ЖИВЫЕ ГЕРОИ Чубатый Тарас Никого не щадил… Я слышу Полуночным часом, Сквозь двери: — Андрий! Я тебя породил!.. — Доносится голос Тараса. Прекрасная панна Тиха и бледна, Распущены косы густые, И падает наземь, Как в бурю сосна, Пробитое тело Андрия… Полтавская полночь Над миром встает… Он бродит по саду свирепо, Он против России Неверный поход Задумал — изменник Мазепа. В тесной темнице Сидит Кочубей И мыслит всю ночь о побеге, И в час его казни С постели своей Поднялся Евгений Онегин: — Печорин! Мне страшно! Всюду темно! Мне кажется, старый мой друг, Пока Достоевский сидит в казино, Раскольников глушит старух!.. Звезды уходят За темным окном, Поднялся рассвет из тумана… Толчком паровоза, Крутым колесом Убита Каренина Анна… Товарищи классики! Бросьте чудить! Что это вы, в самом деле, Героев своих Порешили убить На рельсах, В петле, На дуэли?.. Я сам собираюсь Роман написать — Большущий! И с первой страницы Героев начну Ремеслу обучать И сам помаленьку учиться. И если, не в силах Отбросить невроз, Герой заскучает порою, Я сам лучше кинусь Под паровоз, Чем брошу на рельсы героя. И если в гробу Мне придется лежать, — Я знаю: Печальной толпою На кладбище гроб мой Пойдут провожать Спасенные мною герои. Прохожий застынет И спросит тепло: — Кто это умер, приятель? — Герои ответят: — Умер Светлов! Он был настоящий писатель! 1927 74. В РАЗВЕДКЕ Поворачивали дула В синем холоде штыков, И звезда на нас взглянула Из-за дымных облаков. Наши кони шли понуро, Слабо чуя повода. Я сказал ему: — Меркурий Называется звезда. Перед боем больно тускло Свет свой синий звезды льют… И спросил он: — А по-русски Как Меркурия зовут? Он сурово ждал ответа; И ушла за облака Иностранная планета, Испугавшись мужика. Тихо, тихо… Редко, редко Донесется скрип телег. Мы с утра ушли в разведку, Степь и травы — наш ночлег. Тихо, тихо… Мелко, мелко Полночь брызнула свинцом, — Мы попали в перестрелку, Мы отсюда не уйдем. Я сказал ему чуть слышно: — Нам не выдержать огня. Поворачивай-ка дышло, Поворачивай коня. Как мы шли в ночную сырость, Как бежали мы сквозь тьму — Мы не скажем командиру, Не расскажем никому. Он взглянул из-под папахи, Он ответил: — Наплевать! Мы не зайцы, чтобы в страхе От охотника бежать. Как я встану перед миром, Как он взглянет на меня, Как скажу я командиру, Что бежал из-под огня? Лучше я, ночной порою Погибая на седле, Буду счастлив под землею, Чем несчастен на земле… Полночь пулями стучала, Смерть в полуночи брела, Пуля в лоб ему попала, Пуля в грудь мою вошла. Ночь звенела стременами, Волочились повода, И Меркурий плыл над нами — Иностранная звезда. 1927 |
