5 Скорый поезд Сквозь снега летит, Самуил Израилевич спит. Приближаются с двух сторон Царь Давид И царь Соломон. «Рад вас видеть, друзья, всегда, Я в Житомир… А вы куда?» Тихо слушает весь вагон, Что рассказывает Соломон, Говорят о делах И о родине Два царя И один верноподданный. Тихо вслушивается Вагон. Тихо жалуется Либерзон: «Сын мой умер Во цвете лет… Почему его с вами нет? Мой наследничек, Мой сыночек! Ты приснись мне Хоть разочек!..» Кроткой лаской До зари Утешают его цари… Поезд круто затормозил, Просыпается Самуил… Пассажиры кругом сидят Очень мирно И очень мило. И глядит Можаев Игнат На смущенного Самуила. (Часто думаешь: Враг далёко — Враг оказывается Под боком…) Беспощадная ночь погрома… Самуил опускает взгляд. Пусть враги, Но всё же — знакомы… «Здравствуйте!» — «Очень рад!» И улыбка дрожит виновато В поседевших усах Игната. И неловок, и смущен, Говорит он, заикаясь: «Извиняюся, Либерзон, За ошибку свою извиняюсь! Был я очень уж молодым, И к тому же довольно пьяным, Был я темным, Был слепым, Несознательным хулиганом…» И стучит, стучит учащенно Сердце старого Либерзона. Эта речь его душу греет, Словно дружеская услуга… Извиниться перед евреем — Значит стать его лучшим другом. «Я очень доволен! Я рад чрезвычайно! Допускаю возможность, Что погром — случайность, Что гром убил моих дочерей, Что вы — по натуре Почти еврей… Знаете новость: Умер мой сын! Сижу вечерами один, Один! Глухо стучит одинокий маятник… Игнатий Петрович, Вы меня понимаете?» Только ветер и снег за окном, И зари голубое зарево, И сидят старики вдвоем, По-сердечному разговаривая… Пробегая леса и степи, Вьюга мечется по Руси… Человеческий теплый лепет, Вьюга, вьюга, Не погаси! Чтобы поезд в снегу не увяз, Проведи по путям вагоны, Чтобы песня моя неслась От Можаева К Либерзону. Чтобы песня моя простая, Чтобы песня моя живая Громко пела бы, вырастая, И гудела б, ослабевая… 1927 76. САККО И ВАНЦЕТТИ
Где последний Индеец заснул, Полночь тихо Несет караул, Над Америкой Звезды стоят, За Америкой Волны шумят. Эти звездные Ночи ясны, Фермер видит Спокойные сны, Полночь тихо Несет караул, Дребезжит Электрический стул. Если голову В смертной тоске Прислонить К изможденной руке, — Можно слышать, Как звякают цепи, Протянувшись От Сакко к Ванцетти… Если б рот мой Как пушка гудел, Если б стих мой Снарядом летел, Если б песня Могла помешать Губернатору Фуллеру Спать, — Я бы песню гонял По земле, Я б кричал ей, Измученной, вслед: — Через каждую Эту версту Надрывайся! Кричи! Протестуй! Над Америкой Очень темно, Только песня несется Сквозь тьму; Эта песня поется Давно, Сочинять ее вновь Ни к чему! Забастовок Тревожный гудок, Демонстраций Взволнованный гул… И зарю Поднимает восток, И дрожит Электрический стул… 1927 77–81. ПЕРЕВОДЫ ИЗ А. МКРТЧЬЯНЦА (Армения) «Из воздушного гарема…» Из воздушного гарема Унеслась моя поэма.. Черт проснулся спозаранку: «Где поэма? Где беглянка?» И зарница озорная Хитро молвила: «Не знаю! Не видала не слыхала, Только тихо полыхала…» |
