Я вновь живу от города вдали,
Найдя приют в лесистом захолустье…
И весело всегда стихи текли,
Лишь вспоминал я уголок земли —
Заросшее, покинутое Устье.
Пускай пески желтеют там и тут,
Не пальмы южные под этим небосводом, —
Но мил душе гостеприимный люд,
И холмики пологие встают
В убранстве скромной и простой природы.
О сосенки густые! О пески!
Родной пейзаж на летнем солнцепеке!
Здесь в жаркие, погожие деньки
Ты пьешь смолистый дух, что ветерки
Несут в своем невидимом потоке.
Как в том краю чарующи леса!
Сошлись к дорожкам и тропинкам сосны.
Какой покой глубокий и краса!
Вот вереска краснеет полоса,
Гвоздики белой коврик медоносный.
Стоишь, бывало, в затишке один,
И целый мир лежит перед глазами.
Теплынь струится от лесов, долин.
Прогретый воздух свой прозрачный тын
За Свислочью возводит над полями.
Живет, дрожит, волнуется простор,
И каждая букашка тащит что-то.
Движенья сколько возле гнезд и нор!
Чабрец пушистый расстелил ковер,
Сзывая пчел, — тут есть для них работа.
Под горкою лучистый поясок —
То Балачанка светлою струею
Ласкает невысокий бережок.
Как хорошо, прилегши на песок,
Понежиться здесь утренней зарею.
Раскрыв шатры, богатыри дубы
Стоят за речкой лагерем могучим.
В борьбе с дубами вихри все слабы, —
Вершин ветвистых гордые чубы
И в час грозы не бьют поклонов тучам.
За Балачанкою, где Блужский бор
Веселым шумом наполняет дали,
Как будто охраняя косогор,
Над ельником склоняет свой убор
Сосна-старуха, затаив печали.
Натянутые струны тишины
Звенят от песни, что на крыльях мчится;
Гудит мотор в волнах голубизны;
Купаясь в солнце, дни моей страны
Не устают счастливой песней литься.
Летит-гудит над Устьем самолет,
А кое-где внизу — кривые хатки,
Заборы старые… Но мой народ
Там светлые строенья возведет,
Добьет былого жалкие остатки.
Тут волю я даю своим мечтам;
Знакомых мест я скоро не узнаю,
Прочь выметут колхозы старый хлам.
Я новые дома увижу сам
И Устья ни на что не променяю!
