‹Между 1908 и 1910 гг.› * * * Надрывайся и шуми, Ветер злобный, в поле! Как сердито ни греми, Ни гуляй на воле, Как дорог ни заметай И тропы далекой, Как в трубе ни завывай Хаты одинокой, — Все ж ты стихнешь, и теплом Скоро ты повеешь, Игры с ивовым кустом Ласково затеешь. ТУЧИ Тучи, тучи, вы, что в небе Ходите горами, Были б крылья, полетел бы Я на волю с вами! Полетел бы в край родимый, Сердцу вечно милый, Где я вырос, где мне радость Молодость сулила. Полетел бы в край, где Неман В берег бьет волною, Где, играя, легкий ветер Говорит с листвою. Где над Неманом избушки Лепятся убого, Где пылит дорога летом, Где песков так много. Полетел бы я к курганам Тихим, молчаливым, К тем пригоркам, где весною Зеленеют нивы! Ой, летел бы с вами, тучи, Я в тот лес тенистый, Где вдыхаешь всею грудью Хвои дух смолистый! Тучи, тучи, вы, что в небе Ходите горами, Если б крылья — полетел бы Я на волю с вами! ‹8 марта 1910 г.› ВЕРБА Ручеек расспрашивал Вербу сиротливую, Что над ним закинула Голову шумливую И, склоняясь ветками Прямо в воду светлую, С ветерком полуденным Зашепталась, сетуя. «Ты скажи мне, вербочка, Ты ответь, унылая, Что ты все печалишься, Жалуешься, милая? До поры, до осени, Горем утомленная, Все роняешь листики, Венчики зеленые? И о чем ты шепчешься С ветерком так жалостно, Будто ищешь гибели, Сотрясаясь яростно? Кудри твои пышные Жолкнут, высекаются, А листы упавшие На земле валяются. Ты скажи мне, вербочка, Ты ответь мне, милая, От какого горюшка Ты так обессилела?» Зашумела тихо Верба-сирота: «Горько мне, любимый, Горько неспроста! Тяжко моим ножкам, Камень их сдавил, Ты своей водою Корни мне подмыл. Землю под ногами Взрыл ты, раскопал. Сок из сердца выпил, Все себе забрал. Зря я загубила Молодость свою! Ох, зачем так крепко Я тебя люблю?» ‹2 апреля 1910 г.›
НОЧЬ ПЕРЕД ГРОЗОЙ Встал месяц круглый, меднолицый, Созвездье робкое зажглось. Как косы, вспыхнули зарницы, Как будто в небе сенокос. Бурлит криница огневая, И мнится: грозный вихрь рукой Швырнул, гремя и завывая, Огнистый гравий за рекой. Дневных забот умолкнул голос, Затих пичуг болотных свист, На ниве чутко дремлет колос, На ветке не шелохнет лист. Люблю я ночи час тот дивный, Когда простор, объятый сном, Разбудит голос переливный — Далеких туч могучий гром, Когда протяжно загрохочет И ухнет в небе тяжело; И лес, взметнувшись, забормочет, И в доме задрожит стекло. А туча грозно наседает, Вся в лентах молний золотых… А ночь… а ночь еще не знает, Что грянет буря через миг! ‹17 июня 1910 г.› ПАМЯТИ Л. Н. ТОЛСТОГО Ты сошел с дороги жизни, Свет погас твой чудный. Что сказать и как поверить В сон твой непробудный? Ты сошел с дороги жизни, И мрачнее стало Царство ночи, что над нами Крылья распластало, Царство зла, — все, с чем ты бился В гневе благородном! Ты сошел с дороги жизни Славным и свободным. Ты сошел с дороги жизни, Но всегда душою С нами будешь, чтобы честных Звать на битву с тьмою. ‹11 ноября 1910 г.› В СУДЕ Янке приговор читает Член окружного суда: «Суд законным полагает За проступок, что Дуда Совершил по доброй воле, В твердой памяти, в уме, За покражу хлеба в поле — Год держать его в тюрьме. А когда тюрьму отбудешь, — Добавляет член суда, Чтоб кольнуть его больнее, — Помни, прав иметь не будешь, Даже сотским не посмеешь Избираться никогда!» Поклонившись, осторожно Янка хочет разузнать: «А нельзя ли, пан вельможный, Те права и с сына снять?» ‹1910› «ВЕРНЫЕ ДРУЗЬЯ» Был одинок я. Братья, сестры, Друзья забыли обо мне. И боль была смертельно острой В моей душе на самом дне. И в этот горький час утраты, Когда поник я головой, Со мной один был провожатый, Со мною был городовой. Да в стороне, играя усом, Помощник пристава следил (Что Никодим за Иисусом!), Как «нижний чин» меня тащил. Приволокли, в острог впихнули, В сырую яму, к черту в пасть! И тяжело они вздохнули, Как будто горя взяли часть. На этом я расстался с ними, И мне подумалось тогда: «Пускай вас водят так слепыми, Как вы вели меня сюда!» |
