‹1909› Я НЕ ЗНАЮ… Я и сам, друзья, не знаю, Почему мне милы Мгла осенняя, глухая, Бури плач унылый. Шум болота, гул нестройный Бора векового, Боязливый, беспокойный Шорох тростниковый. Я не знаю, чем мне дорог Вид полей убогих, Тишина родных просторов, Вербы у дороги. Я не знаю, чем так манит, Взор мой привлекает Та сосна, что на поляне Сохнет-умирает. Дуб ветвистый и высокий, Прежде полный силы, И тот крест у одинокой Сироты-могилы. Где так грустно ветры веют, Улетая к тучам, Где людские кости тлеют Под песком сыпучим. Я не знаю, я не знаю, Чем так приковали Взор и сердце в этом крае Образы печали! ‹1909› ТЮРЕМНАЯ КАМЕРА Тесно в камере убогой, Нары, тьма — руками шарь!.. Свет закрыт решеткой строгой; Над дверями — «календарь». Разлинован четко, чинно, Да «буфет» из трех досок; Все промозгло, паутиной Заткан каждый уголок. Два оконца, две решетки, Два ведерка для воды, Столик узкий и короткий, Сенников гнилых ряды. Сверху сыплется известка, Сырость, грязь — куда ни глянь, В ржавых стенах, в старых досках Клоп и всяческая дрянь. Пахнет потом человечьим, Тяжкий, спертый кислый дух. По утрам дышать тут нечем, Просто вешай хоть обух. ‹1909› ПИСЬМО ИЗ ОСТРОГА «Напиши, дружок, будь ласков, Письмецо до хаты! Сына, пишет мне Параска, Приняли в солдаты». «Охо-хо!» — Прокоп вздыхает, Думая о сыне, А в руке письмо сжимает И конвертик синий. Просит-молит грамотея, Шапку снял уныло. Сам писать он не умеет, Где учиться было? На мякине вырастал он, С горем да с бедою. «Сладость» жизни познавал он Собственной спиною. А теперь, гляди, попался В список арестантский: Донесли, что собирался Подпалить лес панский. «Что ж тебе писать, кручина?» «А пиши-ка с богом, Что поклон жене и сыну Шлю я из острога. Напиши: родные, вас я Здесь не забываю. Каждый божий день и час я Дом свой вспоминаю. Женка моя дорогая, Не обидь Ивана, Попроси, коль не хватает, Денег у Степана. Пусть сосед не поскупится — Отдадим, отплатим, Парню надо нарядиться, Не идти ж в заплатах. Приодень его в дорогу И обуй, как люди, Денег дай хотя немного — Веселее будет. Подкорми свинью, Параска, Если корму хватит. Ветчина своя на пасху Будет очень кстати. Если ж дома недохватки, Если корму мало, Заколи и с полдесятка Фунтов вышли сала. Сын мой! Снастью рыболовной Нечего бросаться — Пригодится… вентерь новый Почини-ка, братец. И еще прошу, сыночек, Лодку спрячь в сарае: Ветер пусть ее не точит, Дождь не поливает. Все, что можно, сохраните, Будет срок — вернусь я. Старый нерет отнесите Михасю с Габрусем. Книги, кроме Часослова, Все отдайте Гришке, Пусть читает на здоровье, Он ведь любит книжки! Сын родимый! Попрощаться Загляни ко мне ты, — Не увижусь, может статься, Не узнаю, где ты. Не горюйте, не грустите — День настанет новый. Что ж поделать? Потерпите… Будьте все здоровы!» ‹1909 ›
ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО Помню, помню эту ночку, Не забуду этот час, Пел соловушка в садочке, О любви слагал рассказ. Выплыл месяц, круглый, полный, Подрумяненный, как блин. Полумрак бродил безмолвный, И пьянил меня жасмин. Ты нежданно появилась, В дом, суровая, вошла. До рассвета провозилась, Ночь со мною провела. Приказала первым делом, Чтобы руки поднял я, Строгим взглядом осмотрела Все карманы у меня. Ты сенник мой потрошила — Как противиться я мог! Ты бумаги ворошила И бросала за порог. На лице твоем суровом Я читал и злость и месть. Ты, сказав мне два-три слова, Вдруг спросила: «Паспорт есть?» Набрала моих ты книжек И в портфель, и в свой подол, Л чтоб знать меня поближе, Написала протокол. ‹1909› * * * Даром сохну я в остроге, Даром трачу силы. Рвется дух мой на свободу Из сырой могилы. Жаль мне хатки кособокой С выцветшей стрехою, Что над Неманом склонилась Горькой сиротою. Жаль овсов, побитых градом На заречном поле, Дуба старого, седого, Росшего на воле. Жаль боров и рощ тенистых, Луга заливного, Где под ветром ходят волны Моря травяного. Жаль мне родников холодных В берегах песчаных, Что звенят, как колокольцы, У седых курганов. Жаль полоски запустелой, Где горюет пахарь, Где зимой студеной вьюга Ткет и ткет, как пряха. Это — образы простые Беларуси милой… Край ты наш! Ты сердцу дорог, Бедный край, унылый. Эх, не век же здесь томиться, Доживу до воли И услышу в крае отчем Песни лучшей доли. |
