Сымон подумал: «Что ты скажешь?

Платить? Кому же? Брюхачу?

Скорей ты сдохнешь, сила вражья,

Чем я налоги заплачу!»

Собрал Сымон свои манатки —

Он тут не слишком в землю врос!

Хоть, правда, жалко было хатки, —

Ну что ж! Храни ее Христос!

Он оглянул уют свой скромный —

Скамейки, печь — в последний раз.

Прощай же, хата! В добрый час!

И в мир пошел бобыль бездомный.

Три года хата пустовала.

Земли ж гектара полтора

Присвоил местный обдирала,

Прислужник панского двора.

А кто ж Марина и Данила?

Как очутились вдруг они

В той хате, брошенной, унылой,

Где стены дымные одни?

На свете прожито немного,

Но если поглядеть назад, —

Их век событьями богат.

Тяжелой их была дорога.

Жила Марина близ Пружанов,

И незадолго пред войной

Ее родители нежданно

Скончались раннею весной.

Она одна осталась с братом,

Ей — десять, брату — три годка.

Пошла Марина жить по хатам,

И жизнь была ей нелегка.

Пасет коров, ребенка нянчит,

Без ласки матери росла.

А брата в дом родня взяла,

Пускай он в доме побатрачит.

Но скоро вновь пришло несчастье,

Как только грянула война.

Душа, не разорвись на части,

Тоской пронзенная до дна!

Родной был дядя у Марины.

И вот когда пришел приказ

Бежать от фронта, от лавины,

То дядя в грозный этот час

Подбил Маринку ехать с ними

И вместе жить с его семьей —

Зачем ей горькой сиротой

Слоняться меж людьми чужими?

Поехали: она, Игнатка

Да дядя с теткой, их сынок.

Куда? Никто не знал порядком.

Найдет ли пристань их челнок.

И день и два то воз за возом

Скитальцы едут, то одни.

То под кудрявою березой,

То под сосною спят они.

Картин дорожных не опишешь

С их горем слезным и тоской,

Что нес с собой поток людской

И что лишь чутким сердцем слышишь.

Глазами детскими Марина

На мир глядела, на людей,

И горькая ее судьбина

Ей не туманила очен!

То на возу она сидела,

То шла с Игнаткою пешком.

А встретится сосняк замшелый,

Стремглав бегут туда вдвоем,

Или в дубняк, коль он дорогу

Овеет запахом грибным,

И, разживясь добром лесным,

Плетутся дальше понемногу.

Так проходили дни и ночи,

А лето уж к концу идет,

И день становится короче,

И птицам уж пора в отлет,

Все едут — нет конца дороге.

С ночлегом каждый день трудней,

И Галя, тетка их, в тревоге,

И грустен дядя их Авдей.

Маринка сердцем понимает:

Обуза им она и брат,

Хоть в том никто не виноват.

А дядя что-то замышляет.

На сердце у Марины смутно,

С братишкой шепчется она,

Тревожится ежеминутно,

Предчувствий горестных полна.

Вот начал день к концу клониться,

Пора подумать про ночлег.

Да где же им остановиться?

Здесь лес повсюду, как на грех.

«Ну что ж, в лесу и заночуем:

Подходит ночь, измучен конь.

Вот хворост. Разведем огонь». —

И дядя снял с коняги сбрую.

Костер… И пламя отпылало.

В золе картошки напекли.

А ночь алмазы рассыпала

По кровле стихнувшей земли.

За путниками наблюдает

Сквозь ветви месяц молодой.

Ночная птица их пугает,

Кричит, как будто пред бедой.

Окончен ужин. Дядя с теткой

Постлали на возу постель.

Маринка мох сгребла под ель,

И сладок был их сон короткий.

Она следит, как мать родная,

За братом маленьким своим,

Легла, ребенка обнимая,

И сном забылась молодым.

Ночь на исходе. Звезды гаснут.

В лесу светлеет поутру…

И солнце луч бросает ясный

И будит брата и сестру.

Глаза Маринка приоткрыла,

С ресниц сгоняя сладкий сон,

Глядит на брата: дремлет он,

Весь озарен улыбкой милой.

И сразу вздрогнула сиротка,

Кольнуло грудь ей, как иглой.

А где ж повозка? Где же тетка?

А где их дядя? Боже мой!

Они одни средь дебрей хмурых.

Следов не видно от колес.

Куда поплелся конь понурый

И дядю с теткою увез?

Маринка замерла, бледнеет.

И сон развеялся, как дым.

А лес безмолвен, недвижим,

Лишь уголь от костра чернеет.

Что делать детям? Как такое

Предательство перенести?

Где им искать тепла, покоя?

Куда, беспомощным, идти?

Глядит Маринка на Игната.

Он спит, покинутый малыш.

А лес, дремотою объятый,

Молчит. Кругом их глушь и тишь.

Девчина в горе и печали.

Земли не видит из-за слез.

Но едет беженский обоз,

И люди их с собой забрали.

И едут вновь они в тревоге

С людьми чужими в мир чужой,

А вслед за ними по дороге

Бежит беда, стучит клюкой.

Догнала бедную Марину,

Свалила с ног ее, и вот

В беспамятстве везут девчину

В больницу, разлучив сирот.

Маринка потеряла брата,

В больнице мается одна,

Где он, не ведает она.

И не найти следа Игната.

Мелькают дни, плывут недели,

Забылась беженства печаль,

И детства годы улетели

Куда-то в выцветшую даль.

Маринка крылья в жизнь раскрыла.

Цветочком майским расцвела.

Хоть много горького сносила,

Но друга милого нашла.

И под венец пошла с Данилой,

Батрачкою за батрака.

Им дали хату рыбака:

Живите, если вам тут мило!

Она хозяйничать любила,

Жить веселее стало ей,

Не пропадет она с Данилой!

Живет не у чужих людей!

Ее работа не пугала:

Не привыкать ей жить трудом!

Хоть было нелегко сначала,

Все ж легче, чем в дому чужом,

А что произошло когда-то,

Уходит в глубь души, на дно.

Не забывается ж одно:

Тоска по брату, по Игнату.