ДАКСКОЕ Смотрю на хрупкий глиняный сосуд… Здесь трех тысячелетий был приют, Которым противопоставил Ты обжиг свой,- и каждый век оставил Внутри тебя, храним твоим покоем, Частицы тонкой пыли, слой за слоем. Все возрасты веков сберег сосуд. Мгновенья будут жить, века – умрут. Ты полон тайны. Горлышко с надломом. Ты долго спал под тучным черноземом. Не сыщешь и костей руки счастливой, Тебя покрывшей редкостной поливой. Он глину мял – и родилась амфора. А где же мастер? Нет и горсти сора. Все станем почвой, жирной иль сухой… Ты жив, он – нет. Таков удел людской. Кровавым, потным ногтем он слегка Вцарапал все же контуры цветка В твое бедро, обвел тебя каемкой. Вдохнул он чувство в горло глины ломкой. Ты – можешь быть, он – бытия лишен, Одним надрезом ногтя воскрешен! Не одному всевышнему служи ты, Как ширь пустынь, иль звезды, иль луна. И людям ты принадлежишь сполна. Пусть руки мастера забыты, Твой тронуть стан ладонь моя вольна. Тебя поставил на руку гончар И стукнул пальцем,- гулко на удар Ответил ты. И ныне звучно пенье Пустынных недр, как в первый миг рожденья. Кувшин из глины с мыслью пополам, Он – голос дал тебе, я – слово дам. ПЕРЕКРЕСТОК Как средь лиственных факелов летом, Солнце пусть на душе пробудится, И пронзит меня праздничным светом, И качнет в колыбели, как птицу. Пусть роса увлажнит мои травы, Миром их умастит благовонным, Аромат его чистый на славу Пусть омоет их ветром влюбленным. Дождь, разрушил я плоть мою – землю, Что из зерен пробилась сквозь землю. Ель, сомкни поскорей свои корни - Пусть не будет счастливее братства. Пусть не будет смолы чудотворней Смол тепла моего и богатства. Не щадите меня. Я без страха, Я спокойно пойду к вам в неволю. Мотылек, ты сотки мне рубаху. Скрой от лунных лучей меня, поле. Что со мною? О, долго ль еще мне Через реки и горы влачиться? Нет. Мое существо все огромней, Дайте срок – и оно возродится. ВЕЧЕРНЯЯ ПЕСНЯ Как на флейте и на скрипке людям я играл, бывало, Чтобы жизнь со мной мирилась и меня не забывала. И свирелью первой стебель был пшеницы рыжеватой, Плыли свадебные песни над просторами земли. Но однажды в волнах речек, в наводнения раскатах Песнь заглохла, чтоб я слышал, как летели журавли. Каждый вечер я томился пенья страстною тревогой, Преклонив свои колени, очи к звездам возводил, В униженье и печали у вселенной, как у бога, Новых песен, новых звуков, полный трепета, просил. Руки к небу воздевая, на колени встав покорно, Я молился (так, наверно, втайне молится скала), Чтобы песнь ко мне вернулась, чтобы снова ночью черной В сны мои она проникла и всегда со мной была. И за это мне, мальчонке, целовали руки деды, Что от струн я отрываю, словно празднуя победу. И меня за это часто хороводы окружали, Словно волны, что играют под лучами маяка. И меня в долинах звонких парни стройные венчали И лавровыми венками, и листвою дубняка. О, когда б вечерней дойне жить подольше в этом мире! О, когда бы новым струнам вечно рокотать в эфире! О ЧЕМ ГРУСТИТЬ? В прекрасной осени печали нету места… Мой домик как букет, что в храм несет невеста. В окне – листва плюща, соцветия глициний, И днем в мое окно с небесной мирной сини Шлет солнце дробный свет – он здесь гостит подолгу, С предмета на предмет скользящий втихомолку, И в бликах теневых дрожит легко и зыбко Венчанья иль крестин невинная улыбка. О чем грустить, когда сквозь этот свет безмолвный, Как лодка, жизнь моя скользит легко и ровно? Я вижу кипы книг, столь близких мне и милых. И новой жизни цвет могучий на могилах. Я вижу, как с ветвей лист за листом слетает, Их серебрит луна, а иней разъедает. Когда же голуби спускаются на крышу, Я голоса любви в их воркованье слышу. Со мною сонмы звезд – весь небосвод поныне Раскинут наверху, как яркий хвост павлиний. И одиночества тоска со мной, усталым, Неслышно рядом спит, накрывшись покрывалом, И шепчет мне она в разрывах сна мгновенных: «Ты все еще со мной? Ты здесь? Ты в тех же стенах?» К чему стыдиться мне, и ей к чему стыдиться, Что ото всех других она со мной таится? О чем же мне грустить? О том ли, что из глины Звучаньем скрипок я не обжигал кувшины? А дранкой крытый дом, мой дом, с букетом схожий, Близ Тротуша стоит. О чем грустить? И все же… ПОТЕРЯННЫЕ ЛИСТЬЯ Уж полстолетья ты тревожишь неустанно Чернила и слова, перо томишь в руках, И все ж, как и тогда, победы нет желанной: Они всегда с тобой – сомнение и страх. И для тебя опять как тягостная мука Страница белая и вид строки твоей, И первого в душе опять боишься звука, И буквы для тебя опять всего страшней. Когда же вновь листки исписаны тобою, Они уже летят поверх озерных вод, Летят из сада прочь, как листья под грозою, Так что и персик сам их проглядел уход. И в каждом слове ты вновь чуешь содроганье, Сомненье горькое чернит твои мечты, Живешь ты, как во сне, в своих воспоминаньях. Кто диктовал тебе – уже не знаешь ты. |
