ТРУБОЧИСТ Ты хотела б меня выстирать, вымыть в своих слезах и выжать, как следует, до блеска, до белизны. А я трубочист, я испачкан грязью. Как солнце расталкивает плечами тучи, и прыгает вниз, и погружается с головой в черный бездонный омут или в черный бездонный лес - так поэт бросается в улицы, к людям, и прочищает им души, чтобы тяга была хорошей, чтобы пламя было высоким. ШАХТЕРЫ Словно охотники в каменном лесу, они прислушиваются там, внизу, к шороху каменных глыб над собой и к тому, как поскрипывает забой, отгороженные сплошною стеной этих глыб, придавленных тишиной. Они слышат отчетливо самые разные звуки, и пульсацию угольных жил ощущают их руки, эти камни отстреливая отбойными молотками. А потом эти камни превращаются в пламя и сияют, как радуга над лугами. Это ночные костры зимой, чтобы землю мороз не сковал, завалив ее тьмой… Мы тоже начали добывать наконец в глубоких шахтах и в скрытых карьерах наших душ и наших сердец. Как засветится и засверкает наша земля, когда приоткроются залежи наших сердец и вырвутся лавой! Тогда засияет самая темная ночь, как небо над Кладно и над Остравой. ОСТРАВСКОЕ НЕБО Эй, шахтеры, шахтари! Почему никто из вас этот черный уголь с глаз не отер хотя бы раз? Расцыганский взор у вас! Эй, шахтерские вы дочки, рано вы идете замуж, замуж выйдете – а там уж угольная тьма над бровью, подведенная любовью. Впрочем, здесь и небеса той же мечены чертою и подводят чернотою свои синие глаза. ДОБРЫЙ ДЕНЬ – О день – прозрачный, голубой! ты почему такой счастливый, с лицом, обрызганным росой, лукавый, солнечный, смешливый? Мне не дает грустить сирень и птиц крылатая капелла, а люди скажут: «Добрый день!»- и принимаются за дело. Что может огорчить меня? Ведь вспышка мертвая ракеты и блеск бенгальского огня куда бледней дневного света. Но трудно все-таки с людьми? Здесь крики, там столпотворенье! Я с ними, как отец с детьми, И нахожу в любви терпенье. ПОЕЗД Жизнь достигает грани и границ быстрее звука и быстрее света, и с постоянством перелетных птиц мы возвращаемся на склоне лета, Из скорого выходим на перрон - на чемоданах пестрые наклейки - и скромно забираемся в вагон забытой и родной узкоколейки. Дороги с нас давно посбили спесь, нам близкое теперь дороже дали, и многим большее мы ощущаем здесь, чем все, что там увидеть ожидали. Бегут столбы, как тени прошлых лет. Вы возвращаетесь, а с вами рядом, припав к стеклу, ваш молодой сосед от горизонта не отводит взгляда. ДУБЫ Я легковесным был. Теперь, Набравши желудей, Сажаю не спеша дубы. Мороз не пощадил травы, Грозит весенних молний блеск. А на дубке огонь листвы Зелено-красный вверх полез. Пускай же целятся грома: Не виснут крылья у дубка, Он – словно родина сама, Что нерушима и крепка. СТРАДА Истомой трав уходит лето, Ржаным дыханьем опаля. Ликует жаворонок где-то, Лишая разума поля. В дрожащем мареве от зноя Река уже не в силах течь. Зерно поспело золотое. И камни пышут, словно печь. Пришла пора, когда все просто, Когда колосья бьют челом: – Коси, косарь, под корень,- просят, Шурша чешуйчатым зерном. Проселки золотятся пылью, Земля сверкает, словно клад. Телеги солнцем нагрузили, И те под тяжестью кряхтят. Но вот померкла позолота, Клен растерял кураж и пыл, И люди до седьмого пота, Как гром, ворочают снопы. |
