ЛЕНИН В МЮНХЕНЕ Мне кажется, его тогда я встретил. На берегу реки была скамья. Читая, он сидел, и день был светел… Командовал «разбойниками» я. Мы позабыли всякие границы. Мы берегом носились, гомоня. И глянул человек поверх страницы, Как будто видеть мог он сквозь меня. Вдруг в незнакомца камни полетели, Но мигом дал я сорванцу отпор: «Кончай сейчас же! Что ты, в самом деле! Читает он… а ты… Какой позор!» Как подобает благородным людям, Я шапку снял, и смолк ребячий гам: «Мы, сударь, в вас камней бросать не будем. Простите, если помешал я вам». Он улыбнулся. День был очень светел. Потом я видел: что-то пишет он… Наверное, его тогда я встретил, Улыбкою его преображен. ДЕРЕВЯННЫЙ ДОМИК I Дай в доме деревянном этим летом Пожить нам! Среди всех домов на свете Лишь дом такой — как существо живое. Он дышит, пахнет! О происхожденье Своем твердит он внятно: он куском Остался леса. В домике таком Древесном, как ладья приставшем здесь К безмолвной бухте бора, на себя Взгляни построже. Как все это сталось? Откуда б это? Старые загадки Живут в тебе, и в час, когда луна Горит на лапах неподвижных елей, Луч пробуждает скрытое. Встает Со дна былое! Прошлого не сдержишь. II Я в доме деревянном под Москвою Живу, где родину нашла вторую Поэзия. О, как просторен мир, Где человек завладевает счастьем, Где року он не брошен на добычу!.. Что ж, выйди на опушку и взгляни: Там поезда бегут по гулким рельсам Из Самарканда или на Ташкент, С аэродрома самолеты в небо Срываются. Сумей и ты мечтой Подняться в небо и чертить крылом По неизвестному. Тебе везде просторы Открыты. Дело только за тобой: Измерить неизмеренные выси. III Я в доме деревянном улетаю В Германию, спускаюсь там, где Урах, Где сузилась долина, — словно мир Замкнулся вдруг пологими холмами… Там у крыльца сижу я против Эрмса На старенькой скамье и размышляю: Как горек путь! Как необычно все, Что с нами сталось! Мыслью не обнимешь! Вот год, второй и третий! Я считаю, Считаю все часы, — лета изгнанья Я день за днем еще раз прохожу, Слова к ответу требую и много В них наложу случайного и много Упущенного мною ненароком. IV Не дай себя в забвение толкнуть И навсегда запомни, где ты был, С чем породнился. Все ты предприми, Чтоб не утратить связей! Переулком Броди знакомым, площадь посети, Взгляни в окно украдкой, к старым лавкам Направься медленно, запомни цены И вывеску прочти — все тот же самый Владелец?! А потом пойди к знакомым, За словом слово — и сплетется сеть Беседы неразрывной! Ты покрепче е свяжи заветными словами — И вдруг свое же слово повстречаешь, Вернувшимся к тебе из уст других. V Ты слишком с почвой сросся, чтоб тебе Межа отрезала границы, — пусть Надрез глубок… О связанность с былым: Телеги у «Охотничьей сторожки» И тары-бары под дымок махорки… На рынке шум и гам! А у дантиста Сидят в приемной скулы в пухлом флюсе. «Позвольте, сударь!» — зубу козья ножка… А поле в васильках да в редких брызгах Багряно-красных маков; в ручейке Форель всплеснула — близится гроза, Над «Альпами суровыми» сгущаясь… А имена селений — сплошь на «енье», Как пенье, зренье, рвенье, как боренье. VI Хвала борьбе! Но кто-то должен быть, Кто сохранит и дали, дав приют Им в песне. Ведь и слово хочет зреть И ждет ухода. Мост воспоминанья! Дай по нему спасти, что любо нам И дорого: нетленные богатства Народа. Лишь от них вкушая, можем Мы жить и впредь. Борьба жалка была б И немощна, когда бы день за днем Она лишь с тем возилась, что за час Любой чужак измыслит на досуге. А так — война священна! В ней и честь, И доблести народные живут, И вся тоска великого былого. VII Ни звука вам не уступлю! Ни краски, Хотя б одной, не дам по доброй воле! Ни звона кос востримых, ни бренчанья Коровьих колокольцев — ничего здесь Нет вашего. И луч зари не ваш! Не ваши звезды, грозы, долы! Стрекот Цикад не ваш! И бабочка не ваша, К цветку прильнувшая! Тропу лесную — И ту мы оттягаем, каждый куст, Травинку и букашку, даже вкус Съестного! Наше пьете вы вино И нашим хлебом кормитесь! Так было. Все это мы возьмем у вас — и больше Того: наш воздух, вам дышать дающий. |
